«Охота на овец» по самым разным причинам была встречена редакцией журнала «Гундзо» довольно прохладно (так я помню), но, к счастью, многим читателям она пришлась по душе, и критики тоже ее хвалили, так что книга продавалась гораздо лучше, чем предполагалось. В общем, я сумел довольно удачно стартовать в качестве профессионального писателя. И главное, я смог еще раз убедиться, что если ты на что-то решился – действуй, не ошибешься. В этом смысле «Охота на овец» стала тем самым пунктом А, из которого я, начинающий прозаик, отправился в дальний путь.

С тех пор прошло немало времени, теперь мне уже хорошо за шестьдесят. Я сейчас очень далек от того «молодого, подающего надежды автора». Не то чтобы я преднамеренно старел, но так устроена жизнь, с возрастом люди меняются (ничего не поделаешь). За эти годы изменились также и мои читатели. То есть они, конечно же, должны были измениться, но если вы спросите меня: «Что за люди перелистывают в наши дни страницы ваших книг?» – единственное, что я смогу вам ответить: «Не имею ни малейшего понятия». Я честно не знаю.

Читатели пишут мне много писем. Иногда бывает так, что я случайно сталкиваюсь с кем-нибудь из них лицом к лицу, но все они живут в разных местах, у них разный возраст и разный пол… Я не могу себе представить, кто в основном читает мои книги, поэтому образ моего усредненного читателя никак не складывается у меня в голове. Ладно бы только я этого не знал, но мне иногда кажется, что и издатели тоже на самом деле не имеют об этом четкого представления. Они говорят, что соотношение мужчин и женщин примерно один к одному. Но если не принимать в расчет, что среди моих читательниц много красивых женщин – я не вру, так и есть, – то никаких других ярко выраженных общих характеристик не наблюдается. В свое время мои книги гораздо лучше продавались в крупных городах в центре страны, чем в регионах на периферии, но сейчас и эта разница практически сошла на нет.

Слышу возмущенное: «Так что же получается – ты пишешь, вообще не представляя, кто твой читатель?!» – и, хорошо все обдумав, вынужден согласиться с высказанным здесь предположением. Да, я совсем не знаю, какой он – мой читатель, никакого конкретного представления о нем у меня нет.

Насколько я знаю, многие писатели старятся вместе со своей аудиторией. Чем старше автор, тем в целом взрослее те, кто его читает. То есть писатель и его читатели, грубо говоря, относятся к одному поколению. В этом можно найти определенную логику, если, конечно, хочется искать. По этой логике получается, что прозаик пишет, ориентируясь примерно на собственных ровесников. Но в моем случае это, мне кажется, так не работает.

Еще существуют особые «возрастные» жанры, которые изначально рассчитаны на читателей определенных лет. Например, подростковая литература, любовные романы для женщин от двадцати до сорока, историческая проза, которую чаще всего читают мужчины среднего и пожилого возраста. Тут тоже все понятно. Но мои произведения – немножко другой случай.

В общем, здесь я делаю разворот и возвращаюсь к тому, с чего начал: так как я совершенно не представляю себе, какой тип людей читает мои книги, то я руководствуюсь в творчестве принципом «чтобы мне самому было приятно читать». Незаметно круг опять замкнулся.

Когда я стал писателем и начал регулярно издавать книги, я уяснил для себя одну важную вещь. Что бы и как бы ты ни писал, у людей всегда найдется повод для недовольства. Например, если я выпускаю большой роман, мне говорят: «Слишком длинно. Многословно и избыточно. Надо было написать в два раза короче». А если я пишу небольшую повесть, мне сетуют: «Жидковато как-то. Малосодержательно. Видно, силенок не хватило на серьезную вещь».

Про один и тот же роман кто-то говорит: «Автор все время повторяется. Манерно и скучно», а кто-то другой: «Раньше автор писал лучше. Тут машина новая, а работает на холостом ходу». Как тут не вспомнить, что про меня вообще-то еще двадцать пять лет назад говорили: «Мураками безнадежно устарел, его время прошло». Придираться и предъявлять претензии не так сложно (просто говоришь, что в голову пришло, – и все, в этом деле отвечать за свои слова вовсе не обязательно), но у того, кому эти замечания адресуются, просто физически не хватит сил всерьез на каждое из них отвечать. Поэтому в такой ситуации (раз уж в любом случае от кого-нибудь да огребешь) совершенно естественно просто писать, как хочется и о чем хочется.

Рики Нельсон ближе к концу карьеры написал песню «Вечеринка в саду», в которой есть такая строчка: «Пойми, что всем ты не угодишь, так порадуй себя самого». Я прекрасно его понимаю. Даже если попытаться всех удовлетворить, все равно ничего не выйдет – в действительности это невозможно, весь изойдешь на бесплодные попытки. Уж лучше тогда сразу забыть обо всех и думать о том, что приятно тебе самому, и, когда поймешь, чего хочешь, сделать именно так. Тогда даже если критики не щадят, а книги не продаются, все равно не так обидно, потому что по крайней мере себя самого ты порадовал. А это уже что-то.

Джазовый пианист Телониус Монк говорил следующее: «Послушай, играй, как желаешь, не ради публики. Играй, как хочется тебе, и позволь людям понять, что ты делаешь, даже если это займет у них пятнадцать-двадцать лет».

Понятно, что, если ты сам получаешь огромное удовольствие, это еще не значит, будто результат будет обладать большой художественной ценностью. Очевидно, что нужно проделать серьезную работу по релятивизации своего эго. Профессиональный писатель должен уметь находить в читателях силы и стимул для работы хотя бы в минимальном размере (количестве, объеме). Это одно из главных требований к нему как к профессионалу. Если оно выполнено, то следующим за ним по важности, как мне кажется, должно быть требование «порадовать себя». Ведь если дело твоей жизни не греет тебе душу, то и сама жизнь будет не в радость. Правда же? Что плохого в хорошем настроении? Вот опять, с чего мы начали, тем и закончили.

Если же меня спросят прямо: «Вы что, правда думаете только о себе, когда пишете?» – то я так же прямо отвечу: «Конечно же, нет!» Я уже говорил, что, будучи профессиональным писателем, в процессе работы я все время помню о читателях. Забыть об их существовании, даже если очень хочется, для меня невозможно и, кроме того – вредно.

Хоть я и помню о читателях, это не значит, что я должен вести себя как какое-нибудь предприятие на стадии разработки продукции, которое проводит исследование рынка, анализирует потребительскую прослойку и намечает конкретные цели. Тот читатель, который существует у меня в голове, – умозрительный, то есть воображаемый. У него нет ни возраста, ни пола, ни профессии. Вернее, его возраст, пол или профессия могут произвольно меняться. Потому что все это далеко не самое существенное. Важен – и потому должен оставаться неизменным – сам факт моей связи с ним. В чем и как именно мы связаны – таких подробностей я не знаю, но чувствую: где-то там внизу, в темноте, наши корни переплелись – не выдернешь. Там очень глубоко, очень темно, и нет никакой возможности проверить, что происходит на самом деле. С помощью механизма повествования мы с читателем можем уловить, почувствовать нашу глубинную связь, живо ощутить движение питательных веществ по общей для нас корневой системе.