и богатый на выдумки. До настоящего времени он ни разу не прокололся. Это наводит меня на мысль о том, что он занимался этим и раньше. Подумайте сами — этот подонок просто совершенствуется в своем мастерстве…

— В мастерстве? — с сомнением в голосе протянул Волк.

— Да, он воспринимает ситуацию именно так. Какими бы жуткими ни были все эти убийства, с объективной точки зрения они впечатляют.

— Впечатляют? — фыркнул Волк. — Эдмундс, может, ты и есть киллер, которого мы ищем?

Лицо его при этом приняло непроницаемый вид.

— Мне нужно просмотреть старые дела, — продолжал молодой человек, чтобы привлечь внимание Волка, — необычные способы совершения преступлений, убийство лиц, к которым невозможно подобраться, ампутация конечностей и расчленение. Где-то он должен был оставить след.

Эдмундс надеялся, что Волк поддержит его идею и заинтересуется подобными рассуждениями, но тот только рассердился.

— Над этим делом постоянно работаем лишь мы четверо: четверо! Неужели ты думаешь, что тебе позволят слинять и попытаться найти иголку в стоге сена, в то время как один за другим гибнут люди?

— Я… я просто хотел помочь… — запинаясь, произнес Эдмундс.

— Лучше делом займись, — бросил Волк, вскочил на ноги и выбежал из отдела, чтобы перехватить Бакстер, которая как раз закончила разговор с Симмонсом.

— Эй! — крикнул он.

— И думать забудь.

Бакстер прошла мимо него к своему столу, в руках у нее была какая-то папка.

— Ты обиделась за вчерашний вечер?

— Нет.

Когда они проходили мимо совещательной комнаты, детектив схватил ее за руку и втащил внутрь. Заметив это, сидевшие рядом сотрудники окинули их удивленными взглядами.

— Ты что?! — воскликнула она.

Волк запер за собой дверь.

— Прости, что вчера вечером я ушел. Нам нужно было о многом поговорить. Просто она меня так достала, что… Я не должен был оставлять тебя с ней наедине. Не злись.

Бакстер всем видом показывала, что ей хочется поскорее уйти.

— Помнишь, я сказал, что ты красивая, умная…

— …нежная и удивительная, — с ухмылкой закончила она его мысль.

— Да, нежная и удивительная, — согласно кивнул Волк, — ей это не понравилось, правда?

Лицо Бакстер расплылось в широкой улыбке.

— Да, действительно не понравилось.

— Тогда позволь мне помочь тебе в ситуации с Гэрландом. Я больше не могу сидеть с Эдмундсом. Представляешь, пару минут назад он хотел накрасить мне лаком ногти.

Бакстер засмеялась:

— Нет, но все равно спасибо.

— Перестань. Командовать будешь ты, что прикажешь, то я и сделаю.

— Нет, тебя нельзя до такой степени контролировать. Ты слышал, что сказал Симмонс — он в любую минуту может вообще отстранить тебя от расследования. Так что брось эту затею.

На лице Волка отразилось отчаяние.

— Прости, — добавила Бакстер и двинулась к выходу.

Но Волк, загораживавший дверной проем, не двинулся с места.

— Ты не понимаешь. Я обязан помочь.

— Прости, — повторила она, на этот раз уже тверже.

Волк попытался выхватить из ее рук бумаги. Под его нажимом тонкая пластиковая папочка, соединявшая их вместе, хрустнула и смялась. Эмили уже таким его видела — когда они расследовали дело Киллера-Крематора, когда она недоглядела за ним, когда он оказался полностью во власти своей навязчивой идеи и перестал отличать друзей от врагов.

— Билл… пойдем…

Бакстер никогда не называла его по имени. Она опять попыталась вырвать у него папку с делом Гэрланда, но безуспешно. Все, что нужно было сделать, это закричать и позвать на помощь. В комнату вломится дюжина полицейских и Волка отстранят от дела.

Она подумала, правильно ли поступила, что позволила ему зайти так далеко, игнорируя очевидные приметы. Ей всего лишь хотелось ему помочь, но терпеть его поведение больше нельзя.

— Прости, — прошептала она.

Она подняла руку, чтобы разбить матовое стекло, но в этот момент на пороге вырос Эдмундс, случайно перепутав двери.

Волк тут же ослабил хватку.

— Прошу прощения, но у меня на линии констебль Кастанья, это по поводу Эндрю Форда.

— Я ему сам перезвоню, — сказал Волк.

— Он, похоже, грозит выпрыгнуть в окно.

— Кто — констебль Кастанья или Форд?

— Форд.

— Чтобы сбежать или чтобы покончить с собой?

— Четвертый этаж, так что шансы равны.

При этих словах Волк улыбнулся, и Бакстер увидела, что он вернулся в свое обычное, дерзкое состояние.

— Ну хорошо, скажи, что я еду.

Он тепло улыбнулся Бакстер и вышел за Эдмундсом. Эмили подождала, пока он не скрылся за матовым стеклом, тяжело вздохнула и присела на корточки, чтобы не упасть. У нее кружилась голова, она была эмоционально опустошена после того, как приняла, казалось бы, важное решение, хотя чувствовала себя такой же нерешительной, как всегда. Женщина встала, пока никто не вошел в совещательную комнату, несколько раз глубоко вдохнула, чтобы восстановить дыхание, и ушла.

Глава 17

Четверг, 3 июля 2014 года

3 часа 20 минут дня

Волку пришлось сесть в поезд городской железной дороги и доехать до станции Пекхем Рай, что неожиданно оказалось для него весьма трудным делом. Чтобы хоть как-то себя вознаградить, он купил обжигающий двойной низкокалорийный маккиато с обессахаренным сиропом, но почувствовал себя чуть ли не кастратом, когда человек за ним без излишних изысков заказал: «Кофе. Черный».

Он вышел на широкий проспект и зашагал по направлению к трем муниципальным многоквартирным башням, которые гордо возвышались над окрестностями, блаженно не ведая или же попросту игнорируя тот факт, что остальные жители города считают их бельмом на глазу и снесут при первой же возможности. Как бы там ни было, архитекторы этих монстров решили выкрасить их в идеальный цвет «унылого, моросящего, сочащегося смогом серого лондонского неба», благодаря чему каждые девять дней из десяти они казались совершенно невидимыми.

Волк подошел к дому, на котором красовалась надпись «Башня Шекспира», далеко не уверенный, что великий писатель испытал бы от этого гордость, и тяжело вздохнул, оказавшись в окружении знакомых образов и звуков. Из окон торчала как минимум дюжина английских флагов с изображением Креста Святого Георгия, в знак приверженности этой великой стране или как минимум одиннадцати футболистам, регулярно разочаровывавшим своих фанатов. Пес, то ли стаффордширский терьер, то ли немецкая овчарка, без конца лаял на балконе, где хозяева выставили напоказ отвратительного вида нижнее белье, пытавшееся высохнуть под дождем, будто гротескное произведение современного искусства.

Детектива, пожалуй, можно было бы обвинить в излишней нетерпимости и снобизме, но он прожил полжизни в подобных домах, разбросанных по всему городу, и тем самым заслужил право их ненавидеть.

Оказавшись у входа, он услышал, что на