Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты усердно работал, — мягко сказала она. — Я думала, ты потратишь некоторое время, пытаясь проникнуть в мои книги и еще немного покопаться в моей башне, прежде чем достанешь лопаты. Ты меня порадовал.
Эл наклонил голову, пытаясь скрыть удовлетворение — и облегчение — на своем лице и в голосе. Значит, она, должно быть, не узнала о его спасательной работе.
Своими заклинаниями ее самый послушный ученик исцелил слугу и увез его в далекую страну, нагруженного припасами и белого от страха. Она взяла мужчину в свою постель, но устала от него, когда начался Год Служанок Тумана, и однажды утром она превратила его в гигантского червя и оставила насаженным на один из ржавых вертелов за конюшнями, чтобы умереть в медленной, извивающейся агонии. Эл оставил преображенное тело человека, умершего от лихорадки, вместо слуги. Возможно, неугомонное и безрассудное вмешательство. Безумие стремящего к гибели. И все же он должен был каким-то образом делать такие вещи, проявляя малую доброту, чтобы компенсировать ее большие, масштабные пороки.
Это не было его первым маленьким предательством против ее жестокости... Но всегда был шанс, что оно будет его последним.
— Моя честность всегда превышала мои амбиции, — серьезно сказал он.
Ее насмешка вернулась.
— Воистину, красивые слова, — сказала она. — Я почти могу поверить, что ты следуешь указаниям Мистры буквально.
Она потянулась, как большая кошка, и использовала жезл чтобы почесать спину, положив его в пределах легкой досягаемости Эльминстера.
— У тебя должно быть гораздо больше терпения, чем у меня, — призналась она. Ее глаза были очень темными и пристально смотрели на него. — Я никогда не смогла бы служить такой деспотичной богине.
— Позволено ли спросить, кому вы служите, госпожа-наставница? — спросил Эл, протягивая руки в немом предложении принять зачарованный жезл.
Она еще раз провела им по спине, улыбнулась и вложила жезл ему в руки. Два кольца, которые она носила, мигнули, когда она это сделала.
Дасумия улыбнулась.
— Немного выше… ах, дааа.
Ее улыбка стала шире, когда Эл осторожно использовал жезл, чтобы почесать указанное место, но она не сводила глаз с его рук, и кольца, которые мигали мгновение назад, теперь мерцали постоянным пламенем готовности.
— Это не секрет, — небрежно сказала она. — Я служу Владыке Бэйну. Его подарком мне был темный огонь, который убивает незваных гостей и держит в страхе более осторожных магов. Ты знал, что есть какой-то глупый эльф, который каждую неделю проверяет мои чары новым заклинанием? Он занимается этим уже три сезона, регулярно, как по календарю; почти столько же, сколько ты со мной.
Она снова улыбнулась.
— Возможно, он хочет занять твое место. Стоит ли мне приказать тебе вызвать его на дуэль?
Эл развел руками и сказал:
— Если таково ваше желание, миледи. Я бы предпочел никого не убивать без необходимости.
Дасумия довольно долго смотрела на него в задумчивом молчании, пока ковер мчался прочь от дымящегося обрубка башни и умирающего дня, и, наконец, пробормотала:
— И лишить меня развлечений, которые приносит мне эльфийская тщетность? Не бойся.
Одним плавным движением она поднялась на колени, выхватила жезл из руки Эла, вложила его в ножны и тем же непрерывным движением протянула обе руки, чтобы обхватить его за плечи. Ее тонкие кончики пальцев легко касались его, но Эльминстер внезапно почувствовал, что если он попытается вырваться из их хватки, то обнаружит, что это когти из неподатливого железа. За три года это был самый тесный контакт между ними.
Он замер, когда его госпожа-наставница приблизила свое лицо к его, почти соприкоснувшись носами, и сказала:
— Не двигайся и не говори.
Ее дыхание было подобно горячему туману на щеках и подбородке Эльминстера, а глаза, очень темные и очень большие, казалось, смотрели прямо ему в затылок и видели все до единой тайны, которые он там хранил.
Она наклонилась немного вперед, всего на мгновение, и их губы встретились. Властный язык раздвинул его собственные губы — и что-то обжигающее и в то же время ледяное ворвалось ему в рот, с ревом пронеслось по горлу и свернулось кольцом в носу. Агония — жгучая, содрогающаяся, невыносимая агония! Эл чихал снова и снова, цепляясь за ткань в отчаянной попытке удержаться от падения, зная, что все его тело содрогается. Он бился в конвульсиях и валялся на ковре, всхлипывая, когда мог достаточно отдышаться... И он был беспомощен, как ребенок. Желтый туман плясал и тек перед его глазами; темнеющее небо над головой продолжало прыгать и вращаться, и он бился о когти, которые держали его с болезненной, неподвижной силой. Казалось, целую вечность он кашлял и боролся с желтым туманом, обливаясь потом, пока тело от полного изнеможения не могло больше биться в конвульсиях. Он мог только лежать и стонать, пока уменьшающиеся волны боли ослабевали, пробираясь сквозь него. Он был Эльминстером. Он был слаб, как сухой, свернутый лист, уносимый ветром. Он лежал на спине на ковре-самолете, и единственное, что удерживало его от падения в агонии, была железная хватка колдуньи, которой он служил, леди Дасумии. Теперь ее руки ослабили хватку. Одна отпустила его помятый бицепс, в который была погружена на несколько дюймов, как железный якорь, во время его припадка, и прошлась по его лбу, смахивая океаны пота. Она склонилась над ним в сгущающемся сумраке наступающей ночи, когда ветер с высокого неба скользнул по ним обоим, и тихо сказала:
— Ты ощутил темный огонь. Предупреждаю: если ты когда-нибудь предашь меня, это наверняка убьет тебя. Пока ты поклоняешься Мистре больше, чем почитаешь меня, дыхание Бэйна будет для тебя мучением. Три ученика в последние годы целовали меня непрошеными поцелуями; ни один из них не дожил до того, чтобы похвастаться этим.
Эльминстер уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова. Агония все еще владела им. Она посмотрела ему в глаза своим пылающим темным огнем взглядом и медленно улыбнулась.
