борьбе с дезертирством порождали у некоторых ответственных работников военкоматов и комдезертиров стремление применить самые беспощадные меры в духе гражданской войны.

Так, в августе 1919 г. в Осинский военкомат поступило заявление от военного комиссара Карьевской волости: «В волости около 200 дезертиров. На комиссию должны были явиться 369 человек. Когда списки были составлены, я с некоторыми мобилизованными уехал в Осу сдать список…. Задержался долго, ибо заставили работать в комиссии. Когда приехал обратно в Карьево – вижу, все принятые уже дома. Я начал их уговаривать, приказывать… чтобы ехали в Осу. Они собрались и поехали. В виду того, что у меня нет вооруженной силы, конвоя не дал. Потом через день-два, смотрю – они в Осу не явились… узнал, что живут в лесах. Потом три ночи подряд делали облавы, но дома никого застать не могли…в лесах поймали 6 дезертиров, а потому прошу дать мне вооруженный отряд в количестве 30 человек и я их всех перестреляю..»132.

«Заставить все население выгонять и выдавать дезертиров, бояться появления их в деревне»: перерастание борьбы с дезертирством в борьбу с бандитизмом

4 ноября 1919 г. ВЦИК призвал местные органы Советской власти вступить в борьбу с контрреволюцией, а также счел «возможным и необходимым облегчить участь тех, чьи преступления перед рабочим классом не вызывают ныне крайней необходимости лишения их свободы»133. Дезертирам были сокращены сроки заключения до 5 лет. ВЧК в короткие сроки предлагалось пересмотреть списки всех заложников и освободить тех, содержание которых «не было вызвано крайней необходимостью». Приговоренным за дезертирство к расстрелу заменили наказание на лишение свободы до 5 лет либо переводу их в штрафные части с последующей отправкой на фронт. Лица, вернувшиеся добровольно в установленные сроки, освобождались от наказания134.

Постановлением РВСР от 27 ноября 1919 г. комдезертиры наделялись правом обследования воинских частей округов в целях выяснения и устранения причин, вызывающих дезертирство, а также правом контроля за деятельностью органов социального и земельного обеспечения семей и хозяйств красноармейцев135.

Комдезертирам предписывалось проверять условия казарменной жизни (чистота казарм, отопление, продовольствие и снабжение красноармейцев обмундированием – обувью, одеждой, бельем, своевременность выдачи жалованья, правильность отпусков). В обязанности работников комиссий входила и политическая работа, которая заключалась в снабжении литературой, организации собеседований, проведении лекций и митингов, организации обучения грамоте136.

Вместе с тем из-за отсутствия финансовых средств попытки улучшить быт военнослужащих и решить другие вопросы часто не имели успеха. Красная армия продолжала испытывать острую потребность в обмундировании и продовольствии. Долгое время это являлось одной из основных причин нежелания служить и воевать.

4 декабря на заседании Центркомдезертир обсуждался вопрос об усилении борьбы с дезертирами и их укрывателями. 13 декабря Совет обороны постановил: всем губернским комиссиям предоставить права ревтрибуналов в отношении вынесения приговоров по делам дезертиров при условии введения в комиссию представителя от губревтрибунала137. Уездным комиссиям предоставлялось право наложения на укрывателей дезертиров наказаний138.

Если в предыдущем постановлении объявлялась амнистия дезертирам, то в следующем – ужесточение наказаний для их укрывателей. Предоставление права выносить приговоры в отношении дезертиров губернским комиссиям, а наказывать укрывателей – уездным отразило системность, двойственность подходов в борьбе с дезертирством. С одной стороны – смягчение наказания для тех, кто может и готов вернуться в действующую армию, с другой – ужесточение мер в отношении злостных дезертиров, вставших на путь активного вооруженного сопротивления Советской власти, и тех элементов местного населения, которые не просто укрывают дезертиров, но и оказывают им содействие в их борьбе против Советской власти.

Несомненно, такая двойственность была порождена военно-политической обстановкой, сложившейся к концу 1919 г.: с одной стороны, были одержаны решающие победы над армиями Колчака и Деникина, разгромлены их основные силы, с другой – недовольство крестьян военным коммунизмом, прежде всего продразверсткой, которую они считали «грабиловкой», стало проявляться в крайне острых формах, включая восстания, в которых, как правило, принимали участие дезертиры.

С середины 1919 г. организованные группы дезертиров (из Красной армии и из белых армий) начали активно использовать оружие, принимать участие в крестьянских восстаниях. Помимо собственно уклонившихся и дезертиров в этих группах состояли и крестьяне, недовольные большевиками, и уголовные элементы, лица с криминальным прошлым.

По этим причинам дезертирство стало в массовом порядке восприниматься и трактоваться большевиками как «бандитизм». Использование в большевистском лексиконе новой характеристики дезертиров как «бандитов» быстро распространилось повсеместно. Это не соответствовало реальному положению дел: хотя в восстаниях принимали участие бандиты как таковые, их не было большинство.

Ни в одном из выявленных документов нам не удалось обнаружить характеристик и определений, которые бы конкретно указывали на отличие бандита-уголовника от дезертира-«бандита». Тем не менее особая роль этого термина в борьбе с дезертирством очевидна. «Бандитизм», пришедший на смену прежнему понятию «дезертирство», придал крайне негативный смысл уклонившимся от службы.

Усилиями центральных партийных органов и советских учреждений борьба с дезертирством качественно изменялась, перерастая в борьбу с бандитизмом как массовым явлением. Это, по расчетам большевистского руководства, должно было побудить не только губернские власти, но и жителей, поддерживавших Советскую власть, вести решительную борьбу с дезертирами, а сами дезертиры, заклейменные «бандитами», должны задуматься о том, что борьба против них будет беспрерывной и беспощадной, а посему отсиживаться в лесах вовсе не значит спасти свою жизнь, а лучше добровольно сдаться властям.

В декабре 1919 г. в Пермской губернии вводится ужесточение наказаний по отношению к дезертирам и их укрывателям. Это было вызвано их возросшей активностью с приходом зимы. С наступлением холодов дезертиры группировались, строили в лесу землянки.

9 декабря губкомдезертир объявила: всех виновных в нарушении декретов, постановлений приказов об обеспечении семей красноармейцев или нарушении декретов, постановлений, приказов, имеющих своей целью предупреждение или борьбу с дезертирством, немедленно привлекать к суду: «Никаких расследований – почему не были приняты меры соответствующим начальствующим лицом или военкомом для устранения дезертирства… (например, невыдача красноармейцам пищи, одежды, дров, неприспособленность казармы для жилья, несоблюдение приказов об отправке команд и другие причины, вызывающие дезертирство, или почему не оказана помощь семье красноармейца), не производить и ни в какие разговоры и пререкания с заинтересованными учреждениями не вступать. Следует лишь устанавливать факт неудовлетворения красноармейца довольствием или факт нарушения приказа»139.

Принимаемые властями меры давали разный результат. В донесениях из Архангельской волости Усольского уезда в конце 1919 – начале 1920 г. отмечалось: «Дезертиров в настоящее время не слышно. Явившиеся самовольно ныне выехали обратно в свои части»140.

В Чердынском уезде сложилась схожая ситуация: «В настоящее время северные волости (Ныробская, Корепинская и Тулпанская) очищены от белых банд… Работает комиссия по оказанию помощи пострадавшим от контрреволюции, которым выдается пособие»