Степаныч, как был – в обуви, нагло вошёл в комнату и, рывком взяв стул, сел.

– Ну что, голубки, попались? – довольная улыбка расползлась во всю ширину его лица.

– Ты чего несёшь?! Мало того – ногой дверь пнул, так он ещё и не разулся! А ну, встань! – баба Клава решительно, подняв руку с тряпкой, пошла на коменданта.

– Ну, ты, баба, не зарывайся! – комендант на всякий случай привстал со стула. – Меня за вами начальник послал. Приказал в карцере запереть.

   Услышав это, медсестра остановилась в растерянности. Это её секундное замешательство сразу заметил Степаныч, и вновь злорадная улыбка озарила его лицо. Он сразу осмелел и, зло взглянув на женщину, крикнул:

– А то тут тряпкой размахалась! Я покажу тебе, сучье отребье, как против хозяина идти! Встали и пошли! – комендант решительно пошёл на врача.

– А что случилось-то? – в свою очередь спросил Лёня, отложив ручку в сторону и вставая со стула.

– Это вас спросить надо, что вы такое натворили, что начальника лагеря до бешенства довели. А мы с ним ох как не любим расстраиваться! Мы уничтожаем тех, кто нас расстроил. Не знали? – говоря это, комендант прищурил полные ненавистью глаза. – Пошевеливайтесь! И он так грубо толкнул Лёню, что тот едва удержался на ногах.

– Нельзя ли поосторожней? – доктор пытался приструнить наглеца.

– Молчи, Лёнечка, молчи, – женщина умоляюще посмотрела на доктора, подталкивая его впереди себя. Они вдвоём вышли в прихожую, чтобы одеться.

– Идите так, одежда вам уже больше не понадобится! – Степаныч грубо вытолкал их на улицу.

   Вид у медсестры был удручающий. Она прекрасно знала, что раз начальник на взводе, то ничего хорошего ожидать не приходится. В лагере все хорошо знали садистский нрав и начальника, и верного его пса – коменданта. Степаныч повёл их в карцер, там запер их на ключ, а сам побежал докладывать.

– Наверное, что-то с Анатоличем случилось, раз на нас вышли, – шёпотом сказал Лёня после того, как комендант ушёл.

– Скорее всего, – грустно ответила медсестра, усаживаясь на кровать. – Они пытать будут. Чтобы со мной не делали, ты, Лёнечка, не обращай внимания.

– Что вы такое говорите?! – Лёня с негодованием прервал медсестру. До этого он сидел на полу, но после её слов в волнении встал.

– Что же они, вообще не люди?

– Не люди, сынок, не люди, – медсестра впервые так назвала доктора. – Они – фашисты, просто русские.

   Лёня, если честно, не на шутку испугался. Больше не разговаривали, а молча, каждый думая о своём, ждали своей участи. Начальник вместе с комендантом пришли через полчаса. Степаныч услужливо занёс за хозяином стул, на который тот тут же сел. Лёня стоял, прислонившись к стене.

– Подъём, ты, скотина! – крикнул комендант и зло пнул своей ногой ногу бабы Клавы, которая продолжала сидеть на кровати даже после того, как вошёл начальник.

   -Ты что делаешь?! – Лёня схватил коменданта за рукав.

   Тот молниеносно, не соответствующе своему возрасту сильно ударил локтем Лёню в лицо, да так, что тот, не удержавшись, отлетел в сторону.

   Баба Клава, охнув, быстро вскочила с кровати и бросилась на помощь Лёне.

– Фашист проклятый, чтоб тебе пусто было! – женщина присела на корточки возле доктора.

– Встать немедленно! – яростный крик начальника лагеря заставил содрогнуться медсестру, и она поспешно встала сама и помогла подняться Лёне, который, охая от боли, держался за разбитый нос.

   Им всем было тесно в маленькой комнатушке, потому начальник переставил стул в комнатку перед карцером, оставив дверь открытой.

Затем он обратился к Лёне очень спокойно, даже миролюбиво.

– Я смотрю, Лёня, ты заврался. Наверное, думаешь, что ты умный, а мы тут все дураки. Так вот, дурак – это ты! Когда решился убить Артиста, ты поступил просто как последний дебил. Кстати, если бы не я, валялся бы ты сейчас вместе с ним в канаве. И знаешь, кто тебя спас? Не я. Мой отец…….

Хотя он умер десять лет назад. Хороший был человек, я за него любому бы глотку порвал. Поэтому я тебе негласно – ещё тогда, когда нам сам Артист хвастался, что убил твоего отца – разрешил отомстить… Между прочим, за это я тебя уважаю. За смелость. Командир – так, к слову – тебя на куски хотел порвать… Я его тогда остановил. А ты? Чем ты мне отплатил? Подговорил Анатолича в полицию позвонить… Да, так. Чего молчишь? Анатолич во всём сам признался и на тебя показал. Не ожидал я от тебя такого предательства.

Лёня молчал, не зная, что сказать, как реагировать. Он сделал неуверенную попытку возразить и стал говорить, что не знает Артиста. Но его никто не слушал, и даже наоборот, начальник лагеря говорил одновременно с ним, но теперь его тон стал более раздражённым.

Обращаясь к коменданту, он язвительно продолжал.

– Ты знаешь, Степаныч, что учудили эти двое, вернее, наш уважаемый доктор, остальные ему помогали? Я имею в виду Клаву и Анатолича. Этот наш, на вид такой святой, добренький, Лёнечка, не знаю уж, заставил или попросил Анатолича позвонить в полицию. Представляешь? Наплевали в колодец, из которого пьют. Тот дурак, своей головы нет, и позвонил. Хорошо, Фердоус увидел. Понятное дело, по головке он Анатолича не погладил. Под пытками всё и выведал у того: кто попросил и кому звонил. Всё выведал. …. Не ожидал я от тебя, Лёня, такого предательства, – казалось, начальник просто журит, столь он был выдержан.

   Лёня не знал, что и думать, и как реагировать на сказанное. В душе он поверил, в то, что сказал начальник лагеря. На помощь пришла баба Клава, которая рьяно стала защищать Анатолича, тем самым подсказывая линию поведения доктору.

– Ложь всё это! Никто ни о чём Анатолича не просил. Хоть пытайте, хоть режьте меня. У нас и телефонов-то ни у кого нет.

– Молчать, старая!!! – заорал директор, понимая, что теперь, после её слов что-либо выведать так просто не удастся.

   Комендант сразу же отреагировал на ярость хозяина и со всего размаху ударил медсестру кулаком в лицо. Бедная женщина, ударившись головой о стену, сползла вниз, и если не умерла, то потеряла сознание – это точно.

– Урод, ты что творишь?! – к Лёне вернулось самообладание, и он кинулся на коменданта. Но силы были не равны. Несколько сильных ударов кулаком, и Лёня, как и медсестра, потерял сознание. Оба они в крови лежали на полу карцера.

– Одна баба, другой доходяга, пришибу я их хозяин, – как бы винясь, комендант услужливо смотрел в глаза начальнику.

– Силы-то соизмеряй, мы ещё ничего