Девчонки начали шептаться про то, что у Насти с Семкой такая большая любовь началась, что они все ночи подряд ходят в Дальний грот целоваться. Насте приходилось это терпеть. Все лучше, чем придумывать объяснения их взаимному отсутствию. Семен вроде переносил все сплетни стоически, даже ухом не шевелил в ответ.

– Надоели, все шепчутся и шепчутся. Раньше не до сплетен было. А нам с тобой будто бы и делать больше нечего, как целыми ночами целоваться, – возмутилась однажды Настя, а Семен в ответ так на нее посмотрел, что она поняла – он бы был не против, чтобы сплетни про их поцелуи стали правдой.

– Дурак ты, Семен. Несешь всякую ерунду, – сказала она.

– Так я вроде бы молчал?

– Молчал. Но думал про ерунду.

– Можно мне про эту ерунду один вопрос задать? Чтобы точки над «и» поставить.

Настя почувствовала, что краснеет, но кивнула.

– А эта ерунда, она, по-твоему, ерунда, только когда про меня речь или вообще?

– Ерунда, потому что не ко времени. Давай на Земле про это поговорим.

– Умеете вы, сударыня, уговаривать.

Как бы то ни было, но за четыре ночи они уточнили границы непроходимых зон, выяснили, что обе интересные им низины не имеют стоков. Ну и всякие мелочи.

Собрались доложить свое предложение, а тут как специально назначили совещание с участием всего личного состава.

После слов дяди Сережи о том, что Семка и Настя чего-нибудь да придумают, все зашумели. Пришлось майору наводить порядок.

– Спасибо, Степан Степанович, – поблагодарил его полковник Ковалев. – Дал мне возможность словечко вставить. Решение по данному предложению будет рассмотрено в ближайшие часы. Хотя уже сейчас можно сказать, что и этот вариант мы анализировали самым тщательным образом и даже рассматривалась бомбардировка низин зажигательными бомбами для создания просек. Вариант отвергли из-за недостатка ресурсов. Замечу кстати, что выжигание просек, так сказать, вручную, с помощью всевозможных молний и файерболов, тоже обдумывали. Костин и Шатун даже потренировались. Так что если предположение о затоплении низин верное, то это наш шанс. Очень крепкий шанс. А сейчас прошу всех разойтись, очень мне хочется с дочерью не как командиру поговорить. Кольцов, тебя это тоже касается.

– Что, товарищ полковник? То есть что именно меня касается – разойтись или поговорить с вами не как с командиром? – поинтересовался Семка.

– Не делай невинные глаза. Взыскание ты тоже получишь, пускай тебе от него ни холодно, ни жарко. Подумаю, может, и выпорю тебя по-отечески. А сейчас катись отсюда, пока я добрый.

– А Настя?

– Без защитников обойдется.

Настя вздохнула тяжело-тяжело. Так тяжело, что Семка разулыбался и ушел со спокойным сердцем.

– Анастасия!

– Что, папа?

– Докладывай подробности. Про наводнение Семен сообразил?

– Я.

– Умница. Но вы же должны были очень многое проверить и перепроверить?

– Так точно, товарищ полковник. Проверили и перепроверили.

– Это я и по глазам видел – так уверенно смотрят те, кто все просчитал. Но как?

– Это ты спрашиваешь, оттого что не доверяешь нам?

– Вам я доверяю больше, чем себе. Мы в этом мире чужие, а вы уже прижились. Я за тебя боюсь. Так что рассказывай и показывай на карте, где были и как туда попадали.

– Как попадали? – Настя поняла, что взбучки на этот раз не будет, и повеселела. – Вот так! – ответила она из другого конца зала.

– Все-таки телепортация! – невесело воскликнул отец. – А если в стену влезешь и не выберешься?

– С препятствиями дело обстоит так. Если ты немного промахнулся, то…

Настя снова прыгнула, на этот раз прямиком туда, где стоял отец, но оказалась очень близко к нему и ее лишь слегка качнуло.

– Дожили, отец для нее уже препятствием стал.

– Не ворчи! Это только с точки зрения физических законов. Я сейчас прыгнула по сути в тебя, и, как видишь, ничего. Если препятствие намного массивнее и занимает большое пространство, как вот эти стены, то либо ты прыгнешь так, чтобы за его пределами оказаться, либо доберешься только до стены. Но я показывать не стану, с каменной стеной мне толкаться неинтересно. Хочешь, еще раз в тебя прыгну?

– Подлизываешься?

– Подлизываюсь.

– Эх, Анастасия Никитична!

– Ну что опять не так?

– Про ваши с Семеном регулярные прогулки я, как ты понимаешь, знал. Размечтался, что у вас романтические отношения, а вы обманным путем в разведку бегали.

– Ну вот, теперь ты про всякую ерунду заговорил.

– Да? А до этого кто?

– Семен как раз.

– И что ты ему ответила?

– Что вернемся на Землю, тогда и станем заниматься ерундой.

– Что-то ты чересчур уж умницей-разумницей стараешься быть.

– Так, по-твоему, мне в самом деле нужно было ходить ночью целоваться с Семкой?

– Да уж для отца такие дела хотя бы страшными не выглядят. Кстати, обратила внимание, как Семка возмужал? Я-то его прекрасно помню по интернату, высокий и немного несуразный. Характером тоже несуразный. А сейчас и внешне изменился, крепче стал. Говорить научился уверенно и… он очень тонко на психологии играет, чередуя свои глупости с точным анализом. Вы все тут повзрослели, но в нем при никуда не девшейся любви к чудачествам и балабольству взросление больше всех заметно. Я тебе обещал когда-то в личные дела нос не совать…

– Ладно уж, говори.

– Он в тебя влюбился. По-взрослому. Все, все, все… не красней, тему временно откладываем. Давай о делах. Насчет маршрута мы вас с Семеном обязательно позовем, вопросов будет много. Но вот о других делах хотел спросить тебя прямо сейчас. Я о конфликте между Семеном и Юстиной. Семка мне свою версию рассказал. В ней есть логика. К тому же, как нам внушали психологи, человек способен очень даже возлюбить своего мучителя или возненавидеть спасителя. Но, как мне кажется, это лишь последняя капля, переполнившая чашу?

Настя задумалась. Ей самой очень не нравилось, что в их команде стали возникать конфликты.

– Понимаешь, папа, Юстина из тех девочек, которые обязательно должны находиться в центре внимания. Пока не пришли вы, мы здесь просто выживали и не было ни секунды на проявление капризов. А вы нас здорово разгрузили от многих обязанностей, появилось свободное время, пусть его всего ничего. Ну и чувство безопасности появилось, все-таки когда рядом настоящие бойцы… Ну, в общем, у Юстины эта ее потребность быть всегда и везде центром мироздания возродилась. Она же у нас самая красивая…

– Ну не самая!

– Пап, это твое личное и очень субъективное мнение.