Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Бронетанковые войска вышли у главного командования из доверия». Я плачу. Допрыгались. Главное командование перестало доверять одному из родов войск, которым командовало. Теперь нужно было во главе этого рода войск поставить энергичное и компетентное командование. А раньше кто командовал: сонные мухи, ничего в танках не соображающие? Да никто! Должности такой не было. Некому было отвечать за использование танков, как рода войск. Думаете, теперь Гудериан стал отвечать? Как бы не так. Во всяком случае, он сам написал, что все его предложения по реорганизации бронетанковых частей вызвали споры и были положены под сукно. Сам Гудериан, с его слов, был категорически против наступательных операций летом 1943 года на Восточном фронте. И об этом говорил Гитлеру. Гитлер не слушал и начал планировать «Цитадель», свою очередную авантюру. У Гитлера и выхода другого не было. В Касабланке состоялась конференция, ныне почти забытая, Рузвельта и Черчилля, на которой было решено добиваться полной капитуляции Германии и ликвидировать ее как государство раз и навсегда.
К слову, пусть немцы благодарят Сталина, который в Ялте это перерешал. Нашему МИДу стоило бы немцам это напомнить и напоминать почаще.
Поэтому у Гитлера не было другого выхода, как разбить СССР. Он уже понимал, что в противном случае Германию добьют без вариантов. Нужна была победоносная кампания на Восточном фронте. Последнее напряжение сил.
Стали напрягаться. Сделали новую ставку на танки. Решили ими разбить самую большую воинскую группировку Красной Армии — на Курском выступе, что открывало путь на Москву. С теми машинами, с которыми вошли в войну, лезть на противотанковую оборону русских в 43-м году было делом бесперспективным. Вряд ли и до второй линии обороны дошли бы. Нужно было неуязвимое чудо-оружие — неуязвимые для русских пушек танки. Они уже были — «Тигр» и «Пантера», и еще САУ «Фердинанд». В лоб хрен чем пробьешь. Только дорогущие! Но они же нужны были для последнего напряжения, планировалось войну летней компанией 43-го года закончить.
По идее, военное ведомство Германии должно было быть особенно озабоченным приемом на вооружение этих танков и САУ. Они же — последняя козырная карта! Если она будет бита — катастрофа. Новые танки должны быть если не идеальным оружием, то где-то близко к этому. Но результат оказался каким-то черным юмором. Как сам же Гудериан и свидетельствует:
«Мои опасения о недостаточной подготовленности танков „пантера“ к боевым действиям на фронте подтвердились. 90 танков „тигр“ фирмы Порше, использовавшихся в армии Моделя, также показали, что они не соответствуют требованиям ближнего боя; эти танки, как оказалось, не были снабжены в достаточной мере даже боеприпасами. Положение обострялось еще и тем, что они не имели пулеметов и поэтому, когда врывались на оборонительные позиции противника, буквально должны были стрелять из пушек по воробьям. Им не удалось ни уничтожить, ни подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника, чтобы дать возможность продвигаться своей пехоте. К русским артиллерийским позициям они вышли одни, без пехоты. Несмотря на исключительную храбрость и неслыханные жертвы, пехота дивизии Вейдлинга не смогла использовать успех танков.»
Называется, сделали танк прорыва. Он прорвался на наши оборонительные позиции. Прорвался, так стой там! «Им не удалось ни уничтожить, ни подавить пехотные огневые точки и пулеметные гнезда противника…».
А куда смотрел сам Гудериан, будучи генерал-инспектором бронетанковых войск, если в войска шли танки прорыва, не имеющие средств подавления огневых средств пехоты? «Неслыханные жертвы». Сколько осталось немецкой пехоты на Курских полях, выкошенной нашими пулеметчиками, которых нечем было подавлять из «Тигров» — страшно даже представить.
Кто-нибудь в Рейхе вообще отвечал за этот бардак, в котором войска получали дорогущее, но почти бесполезное в бою оружие? Кажется, там вообще никто ни за что не отвечал, потому что принимали вооружение таким образом:
«19 марта я был в Рюгенвальде, где Гитлеру демонстрировались орудие „Густав“, установленное на железнодорожной платформе, танк T-IV с броневым экраном и самоходное орудие „Фердинанд“. Самоходное орудие „Фердинанд“ было сконструировано на базе танка „тигр“ профессора Порше с электродвигателем и 88-мм пушкой L-70, установленной в неподвижной башне. Кроме длинноствольной пушки, у танка не было другого оружия, т. е. для ближнего боя он был непригоден. В этом, несмотря на его сильную броню и хорошую пушку, была его слабость. Так как был уже сделан один выпуск этих танков (90 штук), я должен был найти им применение, хотя я и не мог разделять с тактической точки зрения восхищения Гитлера этим „сооружением“ его любимца Порше. Из 90 самоходных орудий „Фердинанд“ был сформирован танковый полк в составе двух батальонов по 45 орудий в каждом.»
Т. е., на фирме сами придумали самоходку, наделали их 90 штук и поставили генерал-инспектора (у нас эта должность — командующий бронетанковыми войсками) перед фактом — куда хочешь, туда их и девай, теперь ты должен придумать, как использовать то, что мы придумали. Я даже не могу представить в этой ситуации нашего маршала Федоренко. У нас такая ситуация вообще была невозможна. Не получив предварительно требования от военных к разрабатываемому новому оружию, на наших заводах и конструкторы не начали бы работу, они просто финансирования и материалов не получили бы. У немцев, как свидетельствует сам Гудериан, всё часто было через задницу. Примечательно, что сам Гудериан ничего дикого в такой системе не видел, он только сетует на то, что танки и самоходки к бою были совершенно не пригодны.
Итог он сам подвел:
«В результате провала наступления „Цитадель“ мы потерпели решительное поражение. Бронетанковые войска, пополненные с таким большим трудом, из-за больших потерь в людях и технике на долгое время были выведены из строя. Их своевременное восстановление для ведения оборонительных действий на Восточном фронте, а также для организации обороны на западе на случай десанта, который союзники грозились высадить следующей весной, было поставлено под вопрос. Само собой разумеется, русские поспешили использовать свой успех. И уже больше на Восточном фронте не было спокойных дней. Инициатива полностью перешла к противнику.»
Только он не отвечает на вопрос, почему своевременное восстановление бронетанковых войск было невозможно. Ему не хочется признаваться, что при нем, как генерал-инспекторе танковых войск, промышленность Германии