стратагиози. Реа была еще совсем маленькой, но до сих пор помнила, с какой яростью он отзывался о предшественнике, о его слабости и бездействии, а потом клялся, что сам будет лучше.

– Ну уж нет, – не согласился Михали, но Рею было не остановить.

– Ты заявляешь, что ни капли на него не похож, ты ненавидишь все, что ему дорого, и готов это разрушить. И я не понимаю ваших сепаратистов. Какой смысл в независимости, если федерация будет нетронутой?

– Почему же? – энергично отозвался Михали. – Пожалуй, смысл термина «сепаратисты» для нас узковат. Понимаешь? Да, я хочу отсоединиться от Тизакоса и считаю, что Ксигора заслуживает самостоятельности, – с пылом говорил он, и глаза юноши сияли. – Но я желаю свободы для людей. Таковы мои убеждения. Мы свергнем правящих стратагиози, от федерации ничего не останется, а у жителей континента появится право выбора. Эх, ты хоть себя слышала минуту назад? – добавил он со смехом. – Ты уже привела за меня аргументы.

Нет, Реа не могла с ним согласиться. Как ни странно, но слова Михали звучали для нее подобно ядовитым речам Васы. Они с Лексосом обязаны исправить ситуацию. Вернуть отцу его истинное «я», защитить семью и сохранить власть. Однако ей нужно время. И особенно важно сейчас убедиться в том, что она выйдет из подвала живой.

– В твоих словах есть смысл, – медленно проговорила Реа, притворившись, что колеблется.

Пусть Михали считает, что есть возможность ее переубедить. Что он смог до нее достучаться. И ведь, если признаться, последнее ему почти удалось.

Он выдохнул и опустил плечи. Вид у него был столь же изможденный, как, вероятно, и у Реи.

– Точно? И у тебя появились крохи здравого смысла?

– Ты вдохновенно все расписывал, но насмехаешься надо мной, когда начал добиваться успеха?

Михали заразительно рассмеялся.

– Мы в Ксигоре не настолько воспитанные, как вы в Стратафоме.

Улыбка Реи угасла. Он не представлял, каково ей было жить в Стратафоме. Каково это, когда ты постоянно находишься под пристальным надзором, а тебя защищают лишь доспехи вежливости.

– Да, – кивнула она.

Михали заговорил серьезнее:

– Если имеется надежда тебя переубедить, я обязан воспользоваться шансом. А пока, если желаешь, предоставлю тебе минуту покоя. – Он протянул ей правую руку, и метку Тиспиры озарил свет фонарей.

– Хорошо, – сказала Реа и стиснула ладонь супруга.

Минута покоя. Только и всего.

Глава 20

Реа

Реа провела ночь в гостевой комнате, но желанный сон не шел, несмотря на обещание Михали пока оставить девушку в покое. Ей все равно было неуютно, и она до сих пор думала о ночном разговоре, когда одевалась на завтрак. Помимо прочего, следовало отправить Лексосу послание. Что же сообщить брату? Что ее раскрыли, опасения Аргиросов оправдались, а Реа и впрямь бесполезна?

«Нет, сейчас об этом не думай, – пожурила себя Реа, шагая по холодному коридору. – Лучше сосредоточиться на Михали… и его матери».

Они ждали за столом. Слуги уже подали завтрак. Эвантия сидела спиной к двери, а Михали смотрел на Рею, сощурившись и нахмурив брови.

– А вот и она, – сказал он. – Наша беглянка.

Эвантия обернулась с рассеянной улыбкой.

– Надеюсь, ночью вы двое тепло оделись. В такую погоду и в столь поздний час на улице страшно холодно.

– Она – да, – ответил Михали, касаясь теплых булочек, от которых еще шел пар. – А я – нет. Она взяла мои штаны.

– Будто у тебя других нет, – отрезала Реа. – Кстати, мне хотелось бы и сегодня прогуляться по городу. Я мало что успела здесь повидать!

Разумеется, она искала повод провести время одной и ожидала, что Михали ее поддержит. Ведь о каком покое может идти речь, если они постоянно вместе? Однако он покачал головой и поднялся из-за стола, смахивая крошки с серого пиджака.

– Боюсь, прогулку надо отложить. Сегодня у нас будут важные дела в Парагу.

– В Парагу?

– Это деревенька неподалеку от столицы, – объяснила Эвантия, складывая булочки и фаршированные виноградные листья в платок. – Если точнее, она находится возле горной дороги. Вам не помешает еда, вы точно проголодаетесь.

– Мама, – устало проговорил Михали, – это официальный визит. Узелок с угощением от матушки будет немного не к месту.

– Что ж, конечно, – отмахнулась Эвантия. – Я столько для тебя делаю, жизнь тебе подарила, и это благодарность, которую я получаю! Просто замечательно.

– Мам…

– Полагаю, родители рано или поздно становятся не нужны, – женщина тяжело вздохнула и отвернулась, уткнувшись лицом в ладони.

Михали зажмурился, собираясь с силами, а затем направился к ней и поцеловал в макушку.

– Извини, мам. Подготовишь узелок с едой и для Тиспиры, хорошо?

– Уже сделала, – улыбнулась Эвантия и ущипнула сына за щеку.

Она принесла с кухни узелок, перевязанный цветочным шарфом, и протянула Рее.

– Ступайте. Приятной вам поездки.

А поездка началась с мучительно тихого путешествия по озеру. Молодые люди молчали, как и в прошлый раз, но при свете дня Реа заметила, что Михали продолжает морщить лоб. Время от времени он сжимал и разжимал кулак, словно готовый в любой момент схватиться за оружие. Реа даже могла предположить, что юноша ее боится, если бы не знала его лучше.

Парагу ютилась так высоко в горах, что смысла брать экипаж не было. Реа и Михали подошли к конюшне, и девушку усадили на серую кобылу с мягким нравом. По словам конюха, Лефка привыкла к неопытным наездникам.

Реа подумывала ответить, что привыкла к мужчинам, которые ее недооценивают, но прикусила язык: ведь ей выпала возможность принести пользу семье, сделать то, чем обычно занимался Лексос. Она успела все испортить. Попалась Михали и раскрыла ему карты. И то, что он ответил ей тем же, ничего не изменило.

Они пересекли границу Ксигоры и выехали на развилку: одна тропа вела на север, к вершине, а вторая – на запад, к холмам у подножия горы, куда и держали путь Тиспира с супругом. Сперва дорога резко уходила вверх, и Реа с трудом поспевала за Михали. Их сопровождали несколько стражников и знаменщик. Правда, по мнению девушки, знамя смахивало не на семейный герб, а на сплошное алое поле. Выглядело оно так же, как и на снимке от разведчика Лексоса.

– Зачем мы едем в Парагу? – спросила Реа, когда тропа расширилась, и лошади смогли трусить бок о бок.

Деревья здесь росли плотнее, но стволы сосен и дубов казались тонкими, как иголки, по сравнению с платанами, что возвышались на площадях Ксигоры. Снег, в отличие от все же согретой теплом столицы, лежал толстым слоем, не считая талых колец вокруг деревьев.