— Не только тебе, — улыбнулась женщина. — Мой мир в еще более плачевном состоянии, чем твой.

— Она связана с некромантом, ты же видишь.

— Может, ей и демон сгодится? А, Диана, как тебе Астарот?

Я возмущенно подняла брови и собралась произнести длинную и очень содержательную речь, но вместо нее изо рта вырвались только хрипы.

— Ну вот, девочка против, — подытожил Эдик. — Но ты не переживай. Демона я тебе оставлю.

— А мага воздуха я где для него здесь найду?

— Есть у меня кое-кто на примете, — улыбнулся демон. — Ну как, согласна?

— С условием, что ты действительно раздобудешь достаточно сильного воздушника.

— Договорились.

— Тогда лови своего беглого покойничка, — и светловолосая щелкнула пальцами.

Мир ожил, а Стиви словно в воздухе растворился. Меня согнуло от кашля. На глазах выступили слезы.

— Диана, ты как? — рядом появился Нэтан.

Но говорить сейчас я не могла. Горло болело. Даже глотать было больно. Такое ощущение, будто внезапно ангина началась.

— В порядке она, — ответил за меня Эдик голосом Смерти. — И нам уже пора. И так злоупотребили чужим гостеприимством. Только… нужно освободить Астарота от служения Диане.

И она посмотрела на кота.

Тот недовольно взметнул хвостом.

— Надо, сам знаешь.

— Да что тут происходит? — прохрипела я, совершенно ничего не понимая.

— Потом объясню, — отмахнулся Эдик. — Давай, Бельфегор, не упрямься.

Астарот едва заметно дернулся при упоминании настоящего имени кота. Очень интересно, кто он такой, если может разорвать контракт, заключенный между демоном и магом.

— Дайте тогда хоть мурр штаны. Я в этой полосатой шкурке все равно ничего не смогу.

— Сейчас, — первым опомнился Фаир. — Прошу за мной. У меня тут небольшая комната отдыха.

И они с котом исчезли за узенькой неприметной дверкой.

— А мое мнение никого не интересует? — сухо спросил Астарот.

— Извини, но нет, — ответил Эдик. — К тому же, в накладе ты точно не останешься.

— Да неужели?

Внезапно пространство за спиной демона пошло рябью. Сильно исказилось, и в комнате материализовался здоровенный скелет, окутанный белым пламенем. Окинул собравшихся взглядом и зашагал в мою сторону. Точнее, попытался — споткнулся на втором же шаге и больше двигаться уже не смог.

— Гарт, я же сказала, что разберусь, — скривился Эдик.

Скелет повернул в его сторону голову, пламя вспыхнуло ярче.

— Какой сильный мальчик, — удивленно произнесла светловолосая, — может, одолжишь?

— Размечталась, — фыркнула Смерть, потом задумчиво поскребла подбородок и сказала: — Что ж, раз Гарт тоже в какой-то мере здесь присутствует, а Бельфегор ищет штаны, могу ответить на вопросы собравшихся.

— Ты создала печать, — скелет произносил слова отрывисто, хрипло, с явным трудом. — Зачем?

— Ты?! — я уставилась на Смерть, в смысле Эдика, и на всякий случай отползла подальше. Какой-то просто день сюрпризов.

— На самом деле, мы ее создали. Правда, сестра?

Беловолосая кивнула. А Эдик продолжил:

— Сразу после гибели богов.

— Гибели? — в дребезжащем голосе скелета послышалась ирония.

— Всем нам отмерен свой рок. И вопреки распространенному мнению, боги не вечны. Хотя и живут неизмеримо дольше не то что смертных, но даже магов и эльфов. Так вот, когда пришел их срок, я их забрала.

— Однако мир не может существовать долго без божественной силы, подпитывающей его, — продолжила светловолосая. — Наша с сестрой, к сожалению, не подходит.

— Наши миры очень похожи, — продолжил Эдик, — они примерно в одно время лишились своих богов, и в итоге им грозило постепенное угасание.

— Тогда мы создали печать, которая должна была соединить несовместимое — жизнь и смерть.

— Зачем? — хриплым чужим голосом спросила я. Все-таки очень интересно, куда тебя втянули помимо воли.

— Печать выбирала самых сильных магов, связывала и усиливала их способности. Делая почти богами, — ответила беловолосая.

— Почти, но не совсем, — улыбнулся Эдик. — Все-таки до настоящих богов они бы никогда не дотянули. А вот их дети — да, у них был шанс сравниться по силе с ушедшими.

— Какие еще дети?! — еще не хватало моих детей в это впутывать. Их, конечно, еще нет, но когда-нибудь же появятся.

— В данном случае, ваши с Гартом. Только представь, невероятное могущество, практически бессмертие….

— Угу, и очередной псих, который придумает, как их убить, чтобы забрать себе чужую силу?! Нет, знаете ли, я так не согласна!

— Нет уже психа, — отмахнулся Эдик.

— Кто это был? — подал голос скелет.

— Дагор — один из ушедших богов. Я думала, что забрала его, а этот… засранец обвел меня вокруг пальца как какую-то девчонку. Еще и под самым носом умудрился использовать печать в своих целях! Не говоря уже об устроенных войнах и остальном безобразии.

— Еще и в мой мир влез, — добавила беловолосая. — И прошу заметил, нагадил куда как сильнее.

— А почему Атсарот должен остаться здесь? И вообще, печать связывает нас троих, как с этим быть? — фраза далась с трудом, но я все-таки произнесла ее до конца, несмотря на боль в горле.

— Один мир — одна печать, — ответила беловолосая. — Слишком много силы она дает. Если почитаете внимательно историю, то увидите — ни разу печать не появлялась одновременно у двух или трех некромантов. Единовременно может существовать только одна. Если не понимаете, почему так, выгляните в окно. Вас, обладателей печати, всего на несколько минут стало трое в одном мире, и вы его едва не угробили.

— Да? А Гарт говорил, что это просто заклинание такое. С покойником и артефактами.

— Хорошее предположение, но нет, — женщина погладила по костяному хребту лошадку. — Еще чуть-чуть, и все бы рухнуло окончательно.

— Хм, и что, если я вернусь обратно, а Астарот останется здесь, печать исчезнет?

— Нет, но это моя забота. В конце концов, не хотелось бы, чтобы погиб этот мир, — Эдик ухмыльнулся.

— Но здесь же не осталось магов воздуха. И… Астарот не некромант.

— Уже неважно, печать прижилась. Может, он и не маг смерти, но назвать демоническое пламя созидающим, тоже сложно. А воздушник и в нашем мире найдется. Главное, чтобы местный двойник согласился на рокировку.

— Это я возьму на себя, — беловолосая улыбнулась.

У меня голова шла кругом. Чувствовать себя игрушкой в руках сначала недобитого бога, а теперь Смерти было, мягко говоря, обидно. А как же моя свобода воли, в конце концов?!