– О’кей.

– Здесь у меня Человек с Коробкой из-под Печенья… и Скорченное Дитя… и Обитатели Ниши. Я должен учитывать их нужды. Они в непривычной обстановке, им может быть не по себе. Я должен вернуть их в положенное место.

– Здесь есть другие люди? – изумилась Рафаэль.

– Да.

– Сколько?

– Тринадцать. Те, кого я сейчас назвал, и еще Завалившийся Человек. Но Завалившийся Человек обитает в одном из Верхних Залов, а дотуда Потоп не дошел, так что его или ее переносить не надо.

– Тринадцать человек! – Темные глаза Рафаэль расширились от удивления. – Господи! С ними все хорошо?

– Да, – ответил я. – Я о них забочусь.

– Но кто они? Можешь отвести меня к ним? Стэнли Овенден здесь? А Сильвия Д’Агостино? Маурицио Джуссани?

– Да, очень вероятно, что кто-то из них – Стэнли Овенден. Во всяком случае, Про… Во всяком случае, Лоренс Арн-Сейлс думал так. Возможно, Сильвия Д’Агостино и Маурицио Джуссани тоже в их числе. К сожалению, у меня нет способа узнать, кто из них кто.

– Почему? Они забыли свои имена? Что они говорят?

– Они, вообще-то, не особенно говорят. Они все мертвые.

– Мертвые!

– Да.

– Ой. – Рафаэль некоторое время переваривала услышанное. – Они были уже мертвые, когда ты сюда попал?

– Я… – Вопрос был интересный; я раньше об этом не задумывался. – Наверное, да. Думаю, они все были мертвыми уже давно, но уверенно сказать не могу, потому что не помню, как сюда попал. Сюда попал Мэтью Роуз Соренсен, не я.

– Да, наверное. Но ты сказал, что заботишься о них. Это как?

– Слежу, чтобы они были в хорошем состоянии: чистые и по возможности комплектные. Оставляю им подношения: воду, еду и кувшинки. Разговариваю. У тебя в твоих Залах нет своих Мертвых?

– Есть.

– Ты не оставляешь им подношения? Не разговариваешь с ними?

Прежде чем Рафаэль успела ответить, мне пришла в голову еще одна мысль.

– Я сказал, что здесь тринадцать Мертвых, но это неправда. Теперь к ним присоединился доктор Кеттерли. Мне нужно найти его тело и положить рядом с остальными. – Я хлопнул в ладоши. – Как видишь, у меня много дел, и я не могу сейчас думать о том, чтобы уйти из этих Залов.

Рафаэль медленно кивнула.

– О’кей. Спешить некуда. – Она неуверенно – но при том ласково – положила руку мне на плечо.

И тут, к своему великому смущению, я заплакал. Громкие хриплые рыдания рвались из моей груди, слезы текли по щекам. Не думаю, что плакал я. Нет, Мэтью Роуз Соренсен плакал моими глазами. Это продолжалось долго, пока не перешло в икоту и судорожные всхлипы.

Рафаэль по-прежнему держала меня за плечо. Она деликатно смотрела в сторону, пока я тыльной стороной ладони вытирал глаза и нос.

– Ты вернешься? – спросил я. – Даже если я не иду с тобой, ты еще вернешься сюда?

– Я вернусь завтра. Довольно поздно вечером. Тебе это удобно? Как мы друг друга найдем?

– Я буду тебя ждать. Как бы поздно это ни было. Буду ждать, пока ты не придешь.

– И ты подумаешь о моих словах? О том, чтобы повидаться с твоими… с родителями и сестрами Мэтью Роуза Соренсена?

– Да, – пообещал я. – Подумаю.

Рафаэль ушла, растворилась в Тени между двумя Минотаврами в юго-восточном углу Вестибюля.

Часы остановились, но, по моим прикидкам, был поздний вечер. Я остался один, голодный, мокрый и обессиленный. Я добрел до Третьего северного Зала – Вода все еще стояла по колено, – залез туда, где оставил свои пожитки, и оглядел сухие водоросли, из которых обычно складываю костер. Увы, Высокие Волны промочили их насквозь. Я не мог развести огонь. Не мог приготовить еду.

Я взял спальный мешок (он тоже отсырел), отнес в Первый Вестибюль и лег на сухой высокой Ступеньке Большой Лестницы.

Последняя мысль до того, как я заснул, была: Он умер. Мой единственный друг. Мой единственный враг.

Запись от Двадцать восьмого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Я нашел тело доктора Кеттерли в Восьмом Вестибюле; его прибило Волнами к углу Лестницы. Он сильно пострадал от ударов о Стены и Статуи, одежда была изорвана в клочья. Я отцепил тело от Перил, положил на спину, расправил руки и ноги. Примостил его бедную разбитую голову себе на колени и начал баюкать.

– Твоя красота загублена, – сказал я, – но не тревожься. Этот неприглядный вид не навсегда. Не горюй. Не бойся. Я устрою тебя там, где рыбы и птицы уберут все побитое мясо. Скоро его не останется. Ты будешь красивым черепом и красивыми костями. Я приведу тебя в должное состояние. Будешь мирно лежать в Свете Солнца и Звезд. Статуи благословят тебя своими взглядами. Извини, что сердился на тебя. Прости меня.

Пистолета я не нашел – наверное, Приливы унесли его в свои Глубины, – однако рано утром я увидел лодку доктора Кеттерли. Она по-прежнему болталась в Первом западном Зале, где Воды осталось примерно по щиколотку. И она была совершенно целая.

– Жалко, что ты его не спасла, – сказал я ей.

Лодка вроде бы никак не отозвалась. Она казалась сонной, вялой, едва живой. Без Стремительных Вод, наполнявших ее движением, она уже не была тем чертенком, что выплясывал на волнах и сперва насмехался над доктором Кеттерли, а затем бросил его на погибель.

Я думал про слова Рафаэль о том, чтобы навестить маму, папу, сестер и друзей Мэтью Роуза Соренсена. Может быть, я отправлю им послание: объясню, что Мэтью Роуз Соренсен живет теперь во мне, он без сознания, но ему ничто не угрожает: я сильный, предприимчивый и усердно о нем забочусь, точно так же, как о всех остальных Мертвых.

Я спрошу Рафаэль, что она об этом думает.

Вторая запись от Двадцать восьмого дня Девятого месяца в Год, когда в Юго-западные Залы прилетел Альбатрос

Когда в Первом Вестибюле пролегли тени, Рафаэль вернулась. Мы, как в прошлый раз, сели на Ступени Большой Лестницы. Рафаэль принесла с собой блестящее устройство, вроде того, что было у Другого. Она тронула его пальцем, и оно осветило бело-желтым Светом Статуи и наши лица.

Я рассказал про свой план написать маме, папе, двум сестрам и друзьям Мэтью Роуза Соренсена, но Рафаэль эта мысль почему-то не очень понравилась.

– Как мне тебя называть? – спросила она.