решимость самому основать сахарный завод. Он отправился во Францию, где его тепло встретили на Парижском заводе Кая. Впечатленный огромными производственными помещениями, Дево был убежден в том, что именно эта компания должна построить его завод. Это было бы удобно для плантаторов Сент-Люсии, которые говорили по-французски. Не менее важно, что на Мартинике, всего в полусотне километров от Сент-Люсии, уже и так работали инженеры Кая, которые всегда могли бы помочь в случае поломки оборудования. Но затем его постигло разочарование: в течение долгого путешествия по Англии, целью которого был сбор денег, де Во обнаружил, что богатые инвесторы не особенно хотят вкладывать свои капиталы в Вест-Индию. В конце концов, британская строительная фирма согласилась построить завод в кредит, заполнив дыру в бюджете де Во, и ему пришлось отказаться от своего плана нанять компанию Cail&Cie. Де Во подарил Сент-Люсии ее первый центральный сахарный завод, пожертвовав огромной частью своего личного бюджета. Впрочем, его радость была недолгой, поскольку рядом с его заводом вскоре появились еще два77. Де Во был исключением среди гражданских чиновников Британской империи, в которой, в отличие от Франции, Нидерландов и Кубы, идея Сен-Симона о промышленной политике укорениться так и не смогла.

Новый сахарный капитализм и старая монархия

В сахарном мире правительство всегда играло заметную роль. Из-за высокой ценности сахара самые высокопоставленные светские и религиозные авторитеты вмешивались в регулирование доступа к драгоценным и хрупким природным ресурсам. Впоследствии сахарные колонии стали самыми желанными трофеями многолетних войн между крупными европейскими державами. К середине XIX века между современными, все более влиятельными государственными бюрократиями и промышленным сахарным капитализмом сформировались новые отношения, и государство даже начало принимать меры для финансирования индустриализации. Вмешательство со стороны государства было необходимым в период снижавшихся уровней прибыли. Как мы уже отмечали, плантаторы, в особенности в британских колониях, а также на Реюньоне и на Французских Антильских островах, пытались поддержать прибыли, ограничив свои вложения и тем самым – долг. Но это оказалось неверной стратегией, поскольку своими действиями имперские правительства и управляющие колоний содействовали индустриализации, еще больше снижая цены на сахар и делая промежуточные технологии неконкурентоспособными.

С середины XIX века коронованные особы, влиятельные промышленники, богатые торговцы и магнаты-плантаторы перевели производство сахара в новую фазу, построив центральные сахарные заводы, на которых перерабатывался тростник из разных поместий. То же самое произошло в Бразилии и Египте. Бразильское правительство пыталось модернизировать хронически недофинансированную бразильскую сахарную промышленность путем привлечения британских, французских и голландских инвесторов к возведению центральных сахарных заводов, гарантируя им постоянную прибыль с капитала – но не особо успешно78. В Египте, напротив, осуществлялся крупнейший в мире проект по индустриализации сахарной отрасли, проводимый под эгидой государства. Промышленные амбиции вдохновили правителей Египта на возрождение их когда-то столь знаменитого производства сахара.

В 1818 году хедив Мухаммед Али приказал построить сахарный завод на основе технологий, привезенных с Ямайки. Проект был частью его сенсимонистских амбиций, призванных сделать Египет представителем одной из промышленных наций, но в то же время оправдывался усиленным присутствием в стране французских врачей и инженеров. Его сын и преемник Ибрагим принял меры для строительства четырех сахарных заводов с 1840 по 1845 год, во главе которого стоял все тот же французский инженер, который строил сахарные заводы на Гваделупе, находясь на службе у компании Derosne&Cail79. Когда возрожденное производство хлопка в США положило конец расцвету хлопковой отрасли в Египте, сын Ибрагима Исмаил отважился на значительное расширение промышленного производства сахара в Египте, задействовав для этого 132 556 гектаров земли. На этой земле, одна часть которой была отнята у местных жителей, а другая представляла собой голую пустошь, селили феллахов (крестьян), чтобы те выращивали желаемые злаки80. Постройку своего гигантского сахарного комплекса Исмаил поручил компании Cail&Cie совместно с компанией Fives-Lille, занимавшейся производством локомотивов и строительством железных дорог.

Этой сделке благоприятствовал государственный банкет, состоявшийся во время Всемирной выставки 1867 года в Париже, на котором Наполеон III, руководясь стратегическим интересом, усадил хедива Исмаила и Жана-Франсуа Кая за одним столом. Хедив пристально наблюдал за тем, как продвигается его обширный египетский сахарный проект, договаривался об импорте различных сортов сахарного тростника, приглашал ведущих мировых инженеров, специализирующихся на сахарной отрасли, и даже давал указания насчет дизайна дробильных валков. В ходе этого проекта компаниями Cail&Cie и Fives-Lille было возведено шестнадцать заводов и проложено 522 км узкоколейных путей для перевозки сахарного тростника. В итоге вдоль Нила возник сахарный пояс протяженностью в 160 км81.

Строительство египетских сахарных заводов не только было частью крупнейшего промышленного проекта того времени, но и стало самым масштабным проектом из всех, за какие когда-либо бралась компания Cail& Cie, как гласил их рекламный проспект, изданный в 1878 году. Компания с гордостью провозглашала, что именно она ответственна за пятьдесят заводов на Кубе, общий объем производства которых составил семьдесят тысяч тонн сахара, а также за двадцать пять заводов во французских колониях, выпускавших шестьдесят тысяч тонн и за шестнадцать заводов в Египте с общим объемом производства в сто тысяч тонн. Эти египетские заводы стали образцом универсального дизайна сахарных заводов, поскольку именно их впервые покрыли железным каркасом и рифленой крышей. Кстати, здание с таким же железным каркасом было представлено Каем на Всемирной выставке 1867 года82. Кай, простой деревенский мальчик, стал во Франции легендой промышленного мира. Ему предстояло пережить своего партнера, Шарля Дерона, на двадцать пять лет и оставить по своей смерти состояние в двадцать восемь миллионов франков. К счастью для него, Каю не довелось наблюдать, как часть его владений в центре Парижа была уничтожена во время революции 1871 года, последовавшей за поражением Франции в войне с Пруссией. Такова была символическая отмена его успеха, столь тесно связанного с промышленными амбициями Наполеона III, императора-сенсимониста, который к тому времени уже пребывал в изгнании83.

Великая мечта хедива Исмаила вырвать Египет из-под власти Османской империи и обратить его в европейскую нацию, за что он получил прозвище «Великолепный», закончилась шесть лет спустя, после впечатляющего открытия Суэцкого канала – в кошмаре ужасных долгов, банкротства и полной экономической зависимости от Британии. Как следствие, пришлось продать не только долю Египта в Суэцком канале, но и весь сахарный комплекс, в данном случае – группе инвесторов из Франции и Леванта. Сахарной отрасли Египта предстояло навеки остаться в руках иностранцев84.

Тем не менее вмешательство коронованных особ ясно показывало, что эпоха невмешательства в сахарном мире закончилась. Промышленный сахарный капитализм двигался все дальше благодаря прямому вовлечению государства. Исключением из этого правила стали британские