– Думаю, хороший сомелье должен уметь рекомендовать вина, которые подходят к каждому блюду. Может быть, несколько вариантов? Парочку необычных для авантюрных гостей. Не нужно прикидывать, сколько человек может потратить, по его виду. Нужно направлять людей к тому спектру цен, который их устраивает. – Она делает паузу, глядя в пол. – Вот это очень хорошо у тебя получается.

У меня внутри все теплеет от этого комплимента. Это правда, что я стараюсь дать людям возможность почувствовать себя комфортно, но не потому, что я хорошо знаю свою работу, а скорее потому, что я понимаю, каково это – чувствовать себя запуганной.

– Ну, это отстойно – ощущать себя бедным, – отвечаю я. – Это даже хуже, чем быть бедным на самом деле. Никто из тех, кто приходит сюда, не беден по-настоящему.

– Как у тебя получается так хорошо разбираться в людях?

– Что ты имеешь в виду?

– У тебя есть какая-то интуиция. У Ирен она тоже есть. Например, ты видела, как она предсказывает гостей? Как-нибудь попроси ее. – Рокси берет в руки телефон и кладет книгу по инвентаризации обратно на полку.

– Предсказывает гостей?

– Когда люди приходят, она предсказывает с точностью до десяти фунтов, сколько они потратят. Сколько они выпьют. Откуда они. Почему они ужинают здесь. Это невероятно. Билл пытается продать клиентам побольше, но ему это почти никогда не удается.

– Это впечатляет.

– Ты уверена, что завтра не будешь ничего делать? – снова спрашивает она, и я вижу, что она хочет что-то предложить.

– Да. Мне нужно прийти в себя. Перевести дух.

– Тебе стоит покататься на лошадях. Ты уже познакомилась с Бреттом?

– Да, он лечил мою растянутую лодыжку, – отвечаю я, следуя за ней по лестнице на кухню.

– Он очень милый. Я не могла поверить, когда мне сказали, что он сидел в тюрьме.

– Да ладно! За что?

– Это было, когда ему было лет восемнадцать: он ограбил магазин в Глазго. Ну то есть так говорят.

– Боже правый.

– Не бойся. Он самый милый человек, которого я знаю. Как и большинство сотрудников, он получил работу в нашей таверне «Последний Шанс». Так говорит Анис.

– Почему?

– Потому что большинство работников в бегах или оказались в жизненном тупике. Ирен собирает пропащих людей.

– Ты тоже пропащая?

– Пока нет, – ухмыляется она. – Серьезно, иди кататься! Попроси Бретта покатать тебя на лошади. Там есть потрясающая тропинка прямо вдоль озера. У него должно быть свободное время.

– Черт, нет. Я слишком боюсь, – отвечаю я.

– Не бойся. Он посадит тебя на старенькую лошадку, и все будет хорошо. Давай! – Она улыбается. – Обещаю, тебе понравится.

– Хорошо, Рокси, – соглашаюсь я, чтобы ее порадовать.

Потом она уходит. Почти бегом спускается с холма к коттеджам.

Солнце после обеда светит сильнее, даже немного греет. Я стягиваю с себя плащ и перекидываю его через плечо, пока земля под ногами становится все более мокрой и грязной.

Я достаю телефон, и там сообщение от Тима.

«В Лондоне дерьмово. Деймо не пьет на этой неделе, а «Розу и Корону» закрыли из-за новой железнодорожной ветки».

Тим как Тим: ему нечего делать в Лондоне, когда его любимый паб закрыт. Если бы я была там, мы бы вместе стонали по этому поводу и побрели бы в «Маркет Портер», пытаясь обойтись некачественным светлым элем по туристическим ценам для Тима и прогорклым спритцером из белого вина для меня. Хотя я скучаю по рынкам в Боро. Наше с Хизер любимое место. Прогуливаться по городу в субботу утром было здорово, но больше всего мы любили ходить туда после работы в пятницу вечером. Хизер знала сотрудников нескольких ресторанов, так что всегда было где примоститься и напиться.

Тим, правда, ходил только в «Розу и корону». И непременно в конце концов делал что-нибудь уморительное, например, купался голым в Темзе, где его фотографировали туристы, которые случайно забрели южнее Тауэрского моста и с удивлением узнавали, что не все англичане похожи на персонажей «Аббатства Даунтон» или «Мэри Поппинс».

Я спускаюсь вниз и прихожу к, по-видимому, основательно заросшему огороду: это огороженный прямоугольник на склоне с полудюжиной насыпей, соединенных маленькими проторенными дорожками.

Две лошади лениво едят траву за конюшней, и я едва могу разглядеть верхнюю часть одного из коттеджей.

Я решаю идти дальше по берегу. Долина соединяется с поймой реки выше по течению от того места, где я начала прогулку с Джеймсом в прошлый раз, поэтому я знаю, что там есть тропинка, по которой я могу пойти. Я продираюсь через кусты высотой по пояс и выхожу на тропинку. Решаю идти в противоположном направлении, вниз по течению, чтобы посмотреть, где она кончается. Я знаю, что здесь есть озеро, но пока его не видела. Тропа тщательно расчищена для туристов. Затем она резко поворачивает вниз, но корни деревьев образовали естественные ступеньки, и я легко спускаюсь.

Когда деревья впереди начинают редеть, каменистая речка превращается в широкий поток, рассекающий гальку лентами и мчащийся к слиянию с массой прохладной темно-синей воды впереди. Я набираю скорость, выбегаю на берег и пораженно ахаю.

Перед моими глазами открывается прекрасное озеро, темное и дикое, со всех сторон возвышаются голые серо-зеленые холмы. Ветер легкими порывами обдувает мне лодыжки и поднимается вверх по телу. Над головой по небу медленно проплывают серо-белые облака, заслоняя солнце. На мгновение становится прохладнее. Я замечаю большой плоский камень справа от себя и решаю присесть и полюбоваться видом. В этой красоте есть что-то такое, что вытаскивает из глубин лучшее, на что мы способны.

На мгновение я чувствую абсолютный покой.

Мысленно я возвращаюсь в Лондон и сижу на пирсе в Уоппинге у паба «Проспект Уитби» с Хизер, глядя на Темзу. Ей только что исполнилось восемнадцать лет, и она наконец-то получила наследство, которое оставил ей отец. Это был странный, противоречивый момент.

Она хотела выпить и поговорить об отце. Это был один из тех несвязных разговоров, в которых мне трудно было по-настоящему сочувствовать. Я не могла представить, как теряю отца, но я также не могла и подумать, что меня это по-настоящему волнует. Как можно переживать из-за потери человека, который верит – по-настоящему верит, – что 5G и Билл Гейтс – величайшая угроза для человечества, после вакцин, конечно. Но для Хизер это было, словно она потеряла своего прекрасного принца. Потеряла все.

После сердечного приступа у отца Хизер осталась жить в Плимуте с мачехой, которая была неплохой женщиной, но не очень умела воспитывать детей и довольно открыто возмущалась тем, что ей оставили чужую дочь. Поскольку у нас обеих