всего лишь забавная игра. Для остроты восприятия. Если бы я хотела стать вашей любовницей, я бы так и сказала. Не ищите в моих словах подвоха.

— Вы замечательно откровенны, — сказал он, пытаясь скрыть разочарование, и румянец сбежал с его лица. — Что ж, забава, так забава. Бросайте, — и мы начали игру.

После первой же партии я убедилась, что он был отменным игроком. Когда выпадали кости, Тристан прикасался к ним, определяя количество ходов, и прекрасно помнил, где стояли мои и его фишки. Обмануть его и в самом деле было невозможно.

Первую партию я выиграла с огромным трудом — выпало нужное количество ходов, и Тристан, проиграв, по договоренности сбросил халат.

— Вам просто повезло удачно бросить кости, — сказал брат герцога. — Играете вы так себе. Плохо просчитываете ходы и не видите картины в целом.

— В этом деле везение — зачастую залог победы, — ответила я, расставляя фишки на начальную позицию.

— Однажды удача вам изменит, — предрек он, забирая рожок и встряхивая его. — И придется полагаться только на себя.

— Я поступаю так последние три года, и мое везение до сих пор со мной.

Но везение оказалось капризной особой, потому что следующую партию я проиграла, не успев перевести в «дом» даже половину фишек. Тристан выглядел необыкновенно довольным.

— Вот вам доказательство, что везение ничто перед правильными расчетами, — сказал он с удовлетворением. — Что вы снимете, леди Изабелла?

— Платье, — коротко сказала я.

Платье я сняла безбоязненно, потому что у меня были еще длинная нижняя рубашка и корсет, не считая нижнего белья. Что было под рубашкой у Тристана, я предпочитала даже не думать. Остаться в рубашке в нагретой жаровней комнате было очень кстати, потому что я и так вся горела от волнения и напряжения. Когда я положила платье рядом, на подушки, Тристан вежливо осведомился:

— Позволите убедиться?

— Убеждайтесь, — разрешила я.

Между нами была только доска для трик-трака, и брат герцога, протянув руку, сразу дотронулся до моего плеча. Пальцы его были прохладными, они коснулись моей кожи, как легкое дыхание морского ветра. Коснулись, погладили, скользнули вниз по плечу, а потом обратно, к шее, и остановились на яремной впадинке.

Напрасно я убеждала себя, что эти прикосновения ничего для меня не значат, что в королевских казематах я обрела броню на всю оставшуюся жизнь. Нет, броня дала брешь сразу же, как только этот мужчина коснулся меня. Я задрожала — и вовсе не от страха, а сердце безумно заколотилось, заставляя кровь еще быстрее бежать по жилам.

Не знаю, что было тому причиной. Может то, что лорд Тристан не мог видеть меня, а может то, что его прикосновения не требовали… Его прикосновения спрашивали — нежно, тонко… Спрашивали, согласна ли я…

— Вы честны, леди Изабелла, — сказал Тристан, не торопясь убирать руку.

— Стараюсь не обманывать без особой необходимости, — сказала я и отстранилась. — Продолжим игру?

— Продолжим, — согласился Тристан. — Значит, без особой необходимости не лжете?

— Да, стараюсь зря не грешить, — я расставила фишки и бросила кости, разыгрывая первый ход.

Ответом мне был тихий смешок — брату герцога наш разговор казался забавным.

Третью партию я проиграла подчистую, даже не сообразив, как Тристану удалось так быстро переправить все фишки в «дом».

— Что снимете теперь? — полюбопытствовал он.

— Подвязку, — сказала я и в самом деле сняла с ноги выше колена подвязку — ту самую, ажурную, что он же мне и подарил, предварительно подняв подол рубашки.

— Я проверю, — потянулся Тристан ко мне, и его ладонь легла на мое бедро — как раз повыше кромки чулка.

— Подвязки носят ниже! — сказала я, перехватывая его руку, но он и сам уже спустился ниже, проведя по ноге до щиколотки.

И снова меня охватил самый настоящий пожар. Огонь в крови, словно в жилы мне залили кипящую смолу. А ладонь, ласкавшая мое колено, мою икру, опять предлагала выбор — согласиться или…

— Вы просто пылаете, леди Изабелла, — сказал Тристан приглушенным голосом.

— Волнуюсь, — призналась я, деликатно, но настойчиво похлопав его по пальцам, чтобы убирал руку.

— Почему волнуетесь? — тут же спросил он, но руку убрал.

— Еще спрашиваете, — я старалась шутками скрыть смущение и смятение, — не каждый день я развлекаюсь подобными милыми играми.

— Я тоже, — ответил он мне в тон. — Но должен признать, игра и в самом деле увлекательна. Вы согласны?

— Бросаю кости, — объявила я, яростно сотрясая рожок.

— А вы уверены, что не хотите прикоснуться ко мне? — последовал новый вопрос.

— Но я прекрасно вас вижу, господин, у меня нет оснований не доверять своим глазам, — ответила я быстро. — О! У меня шесть!

— Опять надеетесь на везение? — сказал он, забирая рожок.

Наша игра превратилась какое-то помешательство. Похоже, никакие другие ставки не смогли бы привнести столько азарта. Мы метали кости, передвигали фишки и обменивались вроде бы невинными репликами, но все это было видимостью, потому что за каждым словом, за каждым вопросом скрывались полунамеки, и это не могло не вывести из душевного равновесия. А ведь я была уверена, что ни один мужчина не вызовет у меня других чувств, кроме брезгливой неприязни.

Но так я думала в королевской тюрьме, и в монастыре, когда только и оставалось, что вспоминать пережитое без надежды на будущее. А сейчас я была жива, и… почти свободна. И мужчина, сидевший напротив меня, вел со мной опасную, но такую притягательную игру, не выходя за рамки приличия, но не позволяя мне забыть, что я — женщина. Женщина, которая приятна, которая притягательна.

Как же это отличалось от грубых ухаживаний Ланчетто! Но я ни на минуту не забывала, ради чего пустилась на такую отчаянную авантюру. Только лорд Тристан, казалось, вовсе позабыл о картине и о моих неосторожных расспросах о Бьянке.

В этот раз проиграл он, и я опять не поняла, как такое получилось, потому что передвигала фишки, как в угаре, почти не думая об исходе игры. Наверное, мне опять повезло, и я облегченно вздохнула, когда моя последняя фишка заняла место в «доме».

— Мой проигрыш, — признал Тристан.

— И никакие расчеты не помогли, — заметила я. — Что будете снимать? У вас-то с одеждой похуже, чем у меня. Раз-два — и окажетесь голым.

— И вас это не смутит? — спросил он, привставая на колени и снимая рубашку.

— Возможно, я вас разочарую, но нет. Я видела голых мужчин, и теперь лицезрение их наготы вызывает у меня… некоторую брезгливость.

Тристан отбросил рубашку в сторону, и теперь на нем оставалась лишь набедренная повязка — небольшой кусок ткани, прикрывающий чресла ровно на три ладони.

— Где