Первый раз у меня дрогнула рука, когда на столе оказалась девушка.

Она не стонала, не кричала, лишь молча прижимала к груди отрубленную по локоть левую руку, а по её щекам текли крупные слёзы.

Судя по перчатке для стрельбы, девушка была лучницей, а обрывки её одежды подсказывали, что она местная, наверняка дочь охотника или что-то в этом роде.

Её принесли вместе с пятью истекающими кровью воинами, и по тому, как на меня смотрели мужики, становилось понятно — не получится отложить её в сторону и заняться копейщиком, которому пробили живот.

Пришлось кинуть на новоприбывших плетение Массовой регенерации и склониться над первой дамой, оказавшейся на моем столе.

— Её крюком из окна вытянули, — мрачно пояснил бородатый мужик, который и принес лучницу на руках. — Прямо у меня на глазах.

— Рука случайно под ятаган попала, — подхватил воин со смятым шлемом, из-под которого сочилась кровь.

— Они Ядвигу чуть на куски не порвали, — глухо продолжил третий, чья рука безвольно висела на перевязи. — Прям там над ней надругаться хотели…

— Как вижу, отбили девчонку, — пробормотал я, формируя сложное плетение седьмого круга «Нексус».

По сути, самое сложное было забрать у неё руку — лучница ни в какую не желала её отпускать — и почистить от грязи.

А дальнейшее было делом техники — соединить, стянуть сухожилия и нервы, наложить вокруг кости свой фирменный энергогипс и разогнать энергопотоки, усиливая регенерацию.

Ну и по телу прошелся — все тело девушки представляло из себя огромный синяк. Складывалось впечатление, будто псы действительно хотели разорвать её на куски.

Особенно долго пришлось провозиться с левой грудью — какая-то сволочь чуть было её не оторвала, и у Ядвиги образовалось очень нехорошее внутреннее кровотечение.

Единственное, что я забыл — это купировать боль, поэтому в течение всей операции Ядвига хрипела от боли.

Удивительная девушка. Я бы на ее месте орал бы как резаный, она же только стиснула зубы и терпела, как могла.

— Ты только док поаккуратней с ней, — проворчал бородатый, — мы если без нее вернемся, парни не поймут.

— Во-первых, она вернется раньше вас, — поправил я бородатого, — а во-вторых, — я посмотрел на девушку, — долго ты ещё стол занимать собираешься?

Ядвига непонимающе посмотрела на меня, и я, вздохнув, протянул ей бутылек.

— На, зелье Кошачьей грации. Чтобы от крюков уворачивалась.

Девушка машинально взяла зелье исцеленной рукой, выпила его и только потом до нее дошло, что случилось.

— Я её чувствую! — удивленно прошептала Ядвига, со всех сторон рассматривая свою руку. — Каждый палец!

— Вот и молодец, — кивнул я. — А теперь брысь со стола. Иди в арсенал, подбери там себе одежду и лук, — я указал на аккуратно сложенное около выхода оружие и доспехи. — Свелин! Давай того, который со вмятыми шлемом!

Я уже не видел, как Ядвига, сообразив, что находится среди мужиков практически голая — обрывки одежды в расчет не берем — тут же метнулась к доспехам.

— Спасибо, док, — бородатый прижал руку к сердцу, — век тебя помнить будем!

Я же в ответ лишь махнул рукой — спрашивать, скольких человек потерял бородатый и его отряд, отбивая Ядвигу у песьеголовых, я не стал.

С остальными, несмотря на серьезные раны, дело пошло быстрее, и вскоре весь отряд был на ногах. Вытащить удалось даже воина со вмятым шлемом, хотя он был реально плох.

— Спасибо! — красная от смущения Ядвига клюнула меня в щеку и побежала на выход, где уже толпились её однополчане и защитники.

И уже с улицы донесся её пронзительный голос.

— Вперед, братья! Вломим этим шавкам по самое не хочу!

Уж не знаю, как сложится дальнейшая судьба отряда бородатого, но одно точно: сегодня в Лютиках родилась местная Жанна Д’Арк.

И дело было даже не в появившейся у Ядвиги ауре, а в моральном настрое воинов.

В лазарет они прибыли подавленные, с едва теплящейся надеждой, а уходили полные воодушевления.

Второй раз я выпал из целительского потока, когда Свелин положил передо мной десятилетнего пацана.

Перерубленная грудная клетка, переломанные руки и ноги, сильнейший ушиб внутренних органов — складывалось впечатление, что пацаненка сначала попытались разрубить пополам, а потом ещё долгое время пинали.

— Отбили у псов один район в седьмой линии, — подсказал Свелин, заметив, как я поморщился. — Случайно нашли его под окнами булочной. Был завален телами псов.

— Да это же Жорка, — подсказал чей-то слабый голос. — Он офицерика их убил. Из окошка выпрыгнул и ножом в шею. Псы так психанули, что сапогами его забили. Даже арбалетчиками их отогнать не смогли. Успокоились только когда целая гора трупов образовалась!

— Жорка-Жорка, — протянул я, с жалостью смотря на то, что осталось от пацана. — Что ж ты так…

— Дак он один остался, — пояснил воин, ждущий своей очереди на операцию. — Всю семью псы вырезали, вот он мстить и полез.

— Свелин, убедись, что раненые протянут минимум пять минут. Если что, коли тюбики. Меня не отвлекать.

— Смертельных пока нет, — тут же отозвался мой помощник. — На вторую и третью койку регенерацию бы, там тяжелые лежат.

Я тут же сформировал плетение Массовой регенерации и склонился над пацаном.

Со внутренними повреждениями я справился быстро — достаточно было насытить тело мальчика энергией Жизни, и та сама привела внутренние органы в порядок.

А вот с переломами и рубленой раной пришлось повозиться.

Переломы я зафиксировал энергогипсом, плотно обхватив поврежденные кости, а рану, предварительно отчистив, стянул целительским конструктом.

Но хуже всего было понимание, что всё это зря.

Поскольку ближе под конец операции рядом со столом появилась Фрейя.

Бывает такое, что кем-то оброненное слово или случайная жизненная ситуация выбивает почву из-под ног. Руки банально опускаются, и ты просто не можешь собраться.

Именно так я и почувствовал себя после появления девушки.

В целом я привык, что Фрейя нет-нет, да появляется, забирая с собой воинов вне зависимости от моих усилий. Но одно дело воины, другое — десятилетний мальчик!

И если в первом случае я покорялся воле судьбы и не вставал на пути у Фрейи, то сейчас не смог.

Фрейя же стояла у изголовья операционного стола и смотрела на меня с печальной улыбкой.

Она не заставляла меня отступиться, не убеждала меня перестать биться лбом о стену, просто стояла и ждала моего решения.

— Не могу, — прошептал я, покачав головой. — Просто не могу.