— Да, малыш, — присела рядом с ней Эрика. — Она папина мама.

— А почему ей не понравилось моё имя? — грустно опустила голову она.

И уже только за это Юлию Геннадьевну хотелось, если не прибить, то стукнуть точно.

— На самом деле она так не думает, малыш. Просто хотела нас обидеть.

— А почему она хотела нас обидеть? Она плохая?

— Нет, малыш, не плохая. Но сейчас ей очень больно, грустно и одиноко. А мы взрослые, когда нам плохо, иногда делаем всякую ерунду. И говорим тоже такую ерунду. Вот вырастешь взрослой, никогда так не делай. Хорошо?

— Хорошо, — честно кивнула Глафира.

— А имя у тебя очень красивое, необычное и запоминающееся. Самое лучшее. Знаешь почему? — спросила Эрика, а когда Глашка покачала головой, ответила: — Потому что оно твоё, малыш.

— А можно её рисовать? Бабушку?

— Конечно, рисуй.

— А щеночков, что нам подарил Алый? С ними можно будет ещё поиграть?

«Вашу ж меня! Ещё же подаренные щенки!» — болезненно скривилась Эрика.

— Обязательно, — улыбнулась она.

Эрика проводила глазами Глафиру к большому кукольному дому, рядом с которым за низким столиком, высунув язык и увлечённо пыхтя, что-то уже рисовал Данил, осторожно вышла из комнаты и набрала Алого.

«Телефон абонента недоступен или выключен», — объяснил ей равнодушный голос.

— Майк! — спустилась Эрика вниз.

Судя по красным пятнам на его лице и испарине, которой покрылся лоб Ильи, они ссорились. Эрика другого и не ожидала. Столь эффектное появление маман не могло оставить этих двоих равнодушными.

— Простите, что помешала вам ругаться, — натянуто улыбнулась она, — но мне очень нужно кое-куда съездить. — И пояснила на удивлённый вопрос Майка: — Ты же помнишь адрес, по которому забирал нас с детьми в новогоднюю ночь?

— Хочешь съездить к Алому? — нахмурился Илья.

— Дети спрашивают про щенков, что он им подарил. Но это скорее повод. Он четвёртый день не выходит на связь и, прости, но да, я добрая девочка, я за него переживаю.

— Я съезжу, — встал Илья. — Останься с детьми.

— Вместе съездим, — поднялся следом Майк.

— Позвоните мне! — только и успела крикнуть Эрика им вслед.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Эрика была права. Да, они с отцом ругались. Из-за матери.

Мать — это вообще была единственная тема, что, когда ни затронь, всегда заканчивалась ссорой. С детства.

Только в детстве Илья всегда её защищал. А теперь отец неожиданно встал на её защиту. И всё пытался доказать, что Илья неправ.

— Да, я ей позвонил, — вернулся он к прерванному разговору в машине, хлопнув дверью пассажирского сиденья. — И я не обязан был тебе докладывать. Мать имеет право знать и о твоей болезни, и о внуках.

— Она единственная и знала, что Эрика будет меня ждать. Умерь она свою гордыню и всё сложилось бы иначе, — вяло огрызался Илья. Он устал доказывать отцу, что Земля имеет не форму чемодана. И, честно говоря, чувствовал себя скверно: его снова подташнивало, откровенно настораживала навалившая усталость и то, что бросало то в жар, то в озноб.

И этот разговор с Алым не предвещал ничего хорошего. Но Илья не мог не поехать. И пугать своим здоровьем сейчас никого тоже не мог.

— Она единственная ей помогла, между прочим. Достала все наличные, что были в сейфе и отдала. Помогла твоей Эрике и с долгом рассчитаться, и сбежать.

— Прямо мать Тереза. За дом стоимостью шестьдесят миллионов отвалила ей три. Удачная сделка, — усмехнулся Илья. — Откупилась, называется. На тебе девочка наличные, вали и отстань от моего сына — так это выглядит для меня, пап.

— А знаешь, как для меня выглядит твоя Эрика? Вот честно, без обиняков? Воровка. Девочка по вызову. И такая не сильно обременённая принципами дамочка.

— Осторожнее со словами, — предупреждающе посмотрел на него Илья.

— Сама осторожность, — хмыкнул отец. Редко, когда Илья видел его таким злым. Но мать умела доводить до белого каления кого хочешь. — И не говори мне, что это не моё дело. Неужели тебя не смущает как быстро она прыгнула в койку к этому Алому?

— Вот точно не твоё, — резко затормозил Илья. — И я тебя сейчас вышвырну из машины, если ты скажешь ещё хоть слово.

— А дальше что? Морду мне набьёшь?

— Надеюсь, до этого не дойдёт, — Илья стиснул зубы, выдохнул через нос, чувствуя, как по спине потёк пот. — Но я с матерью шесть лет не разговаривал за меньшее. Думаешь, если ты мой отец, то я позволю тебе оскорблять мою девушку?

— А может прислушаешься, если посмотришь на всё моими глазами?

— Всё, что я хотел знать, я уже знаю. Всё, что она хотела рассказать — рассказала. Остальное мне и даром мне не нужно. Особенно сейчас, — вытащил он из кармана платок и вытер выступивший пот. — Я не откажусь от неё больше никогда. Будь она хоть серийным убийцей, хоть твоей любовницей, хоть оборотнем, пожирающим в полнолуние невинных младенцев. И либо ты примешь это и больше никогда не поднимешь эту тему, либо я сейчас открою дверь, обниму тебя на прощание и пожелаю светлого будущего без меня. И поверь, не дрогну.

На лице отца играли желваки, но в том, что Илья не шутил, он не сомневался.

Илья не шевельнулся, когда тот отстегнул ремень безопасности. Похлопал себя по карманам, достал сигареты, зажигалку. Открыл дверь. И буркнул, уже выходя.

— Перекурю.

— Перекури, — выдохнул Илья и откинувшись к спинке, отвернулся к окну.

Всё что угодно он ожидал, но то, что отец, подтолкнув их друг к другу, сделав всё, ради того, чтобы они встретились, вдруг решит, что Эрика Илье не пара — словно выбило почву из-под ног.

Он смирился с тем, что его недолюбливала Нина. Сестру Эрики всегда обижало как пренебрежительно относилась к ним ко всем мать Ильи и терпеть не могла Эрику.

Он как-то пережил нелюбовь и неприязнь матери к той, что была дорога ему больше жизни.

Он принял свою ошибку, что опрометчиво считал Алого семьёй. С их разницей в возрасте ему и в голову не приходило, что этот взрослый мужик, почти ровесник его отца, будет соперничать с ним за девочку, что на двенадцать лет младше.