Маргарет, поколебавшись, сунула ему на стол желтую библиотечную карточку.

— Там отмечено, где находится дверь, — шептала она, как старый специалист, посвящающий новичка в тайны булевых операторов. — Дальше по той же стене помещается гардеробная, где оставляют пальто. Если вас застукают, притворитесь, что идете туда.

— Интересно, зачем? Лето на дворе.

— Ну, придумайте что-нибудь сами.

— Может, за зонтиком? — Он еще в жизни не видел погоды, менее обещающей дождь.

— Как хотите. Сверим часы. На моих… ровно 3:47. Библиотека закрывается в 5:30. В пять часов подойдите к абонементу и распишитесь за нас обоих в регистрационной книге. Ровно в 5:05 я открою дверь. Вы войдете, закроете за собой дверь. Если опоздаете, я ждать не буду.

— А если кто-то увидит, как я вхожу?

— Главное, держитесь уверенно. Пусть думают, что вы здесь работаете.

Следовало хотя бы сделать вид, что он работает на компьютере. Эдвард машинально набрал «дирижабль», и монитор выдал ему список с названиями знаменитых аппаратов: «Диксмуд», «Шенандоа» и «Гинденбург»[47]. Последнее звучало как предвестие катастрофы. Они собираются украсть книгу из библиотеки. Очень ценную книгу. Из-за этого он может лишиться работы.

— Когда войдете, будьте очень внимательны — на стеллажах установлены камеры. Поворачивайте сразу налево и идите до угла. Там я вас встречу.

За компьютер напротив Маргарет сел мужчина в красной феске, с длинным лицом, изрытым шрамами от угрей.

— А до тех пор мне что делать? — спросил Эдвард.

— Постарайтесь, чтобы вас не заметили. Посмотрите справочники. На втором этаже обычно бывают выставки, поднимитесь туда. В случае чего не забудьте про Стейнбека. Все, мне пора — меня ждут в хранилище.

— Хорошо, идите.

Маргарет нажала клавишу. Принтер, заверещав, выплюнул листок. Она отнесла распечатку на абонемент, и ее тут же пропустили в заветную дверь.

«Я поступаю глупо, — думал Эдвард. — Даже то, что я получил бы, найдя кодекс, не оправдывает такого риска». Он расширил, усилил и передумал эту мысль во множестве вариантов. В каждом она казалась одинаково верной и набирала верности чуть ли не с каждой секундой.

Ему оставалось ждать час тринадцать минут. Чем бы заняться? Он украдкой оглядел зал Ченоветского филиала, чувствуя себя одиноким и брошенным. Здесь было почти безлюдно и стоял холод, памятный ему по городскому отделению библиотеки. Стены обшиты светлым деревом, в высокие потолки вмонтированы полоски светильников. У стеклянной стены, выходящей на реку, поставлены низкие удобные диваны.

Выставка наверху оказалась недоступна для частных лиц, и Эдвард стал рассматривать то, что стояло на полках. Все это были книги о книгах: библиографии малоизвестных авторов, каталоги давно канувших в небытие скрипториев[48], справочники по истории книгопечатания, книгоиздательства, переплетного и типографского дела. Эдвард взял наугад один том, «Двенадцать веков европейского переплета, 400—1600», и сел с ним на один из диванов. Отчасти ради убедительности, отчасти для разрядки напряжения он стал записывать в блокнот, который дала ему Маргарет: «Книга Мертвых»; «Повесть о Ланселоте Озерном»; Ричард де Бэри, «Филобиблон, или Книголюб»; Гуго Сен-Викторский, «Дидаскаликон, или Назидательное обучение»; «Самаритянское Пятикнижие»; «Линдисфарнское Евангелие»…

Слева на стене висел массивный двустворчатый Ротко[49], уравновешенный картой мира с двумя полушариями справа. Эдвард невольно стал успокаиваться. Было несколько жутких моментов, когда библиотекари как будто собирались к нему подойти, но этого так и не произошло. Интересно, каково это — чувствовать себя здесь своим, вот как Маргарет. Развалившись на мягком сиденье с блокнотом на коленях, Эдвард воображал себя другим человеком, закопавшимся в свою науку, как морская свинка в опилки, — сидит себе такой и грызет потихоньку глыбу тайного знания, надеясь внести свою лепту, пусть незаметную, в общую кучу. Не так уж и плохо. Летний ветерок ворошил жесткую траву на крутом склоне долины. Вскоре Эдвард бросил притворяться, будто читает. Река сверкала на предвечернем солнце — только затемненное стекло позволяло смотреть на нее не жмурясь. Белый катер бодро пенил воду, одолевая течение, и на его мокрый корпус падали ритмичные блики.

Эдвард посмотрел на часы — почти пять. Утихшая было паника овладела им с новой силой. Он вскочил и огляделся. Читателей, кроме него, совсем не осталось. Молодая женщина-библиотекарь с оливковой кожей, толкавшая перед собой скрипучую тележку, предложила поставить книгу Эдварда обратно на полку и вынула том из его онемевших пальцев.

Он снова сел за компьютер и стал ждать, то и дело поглядывая на часы. Его инвестиционное мышление, привыкшее рассчитывать допустимый риск, кричало ему, что он ввязался в очень опасную экспедицию. Это тебе не в покер играть на чьи-то чужие деньги. Это настоящее. У него вспотели ладони. Зеленые буквы на пыльном мониторе вызывали ощущение галлюцинации. Ему пришлось сбегать в туалет.

В 5:03 он встал и прошел в дальний конец зала. Время настало. В голове надоедливо вертелась фраза из прочитанного в колледже стихотворения: «То был не сон — уже очнулся я». Периферическое зрение, сверхъестественно обострившись, охватывало разом все углы помещения.

Он двигался параллельно абонементу и старался смотреть прямо перед собой. Он не чувствовал бы себя более заметным, если бы шел по канату или пронесся по комнате балетными прыжками — хотя сейчас он едва справлялся с обычной ходьбой. Конечности у него одеревенели, как у игрушечного солдатика.

В стене перед ним открылась щель. Кромешная тьма за ней что-то ему напоминала.

По ту сторону было холодно, черным-черно и сильно пахло отсыревшей кожей. Он не видел буквально ничего, точно нырнул с головой в нефтяное озеро. Он пошарил во тьме, стукнулся костяшками обо что-то железное и повернул, как робот, налево, следуя указаниям Маргарет.

Потом из глаз у него посыпались искры — он налетел лбом на бетонную стену. Эдвард шарахнулся назад, сел кому-то на ногу и сказал хрипло:

— Ой!

— Ой-ой… — прошипела Маргарет.

Попытавшись встать, он ударил ее головой в челюсть. У нее клацнули зубы.

— Извините! — Он протянул руку, желая успокоить Маргарет, наткнулся на грудь и отдернул руку назад.

Где-то на другом конце помещения, оказавшегося очень большим, открыли дверь, бросив яркий свет между высокими металлическими стеллажами. Дверь закрылась, и Эдвард снова ослеп.