Ужин в ресторане перерос в гулянку по всему городу, а в ноябре 1975-го Стрэйкер пригласил Фредди на свой день рождения в маленькую квартиру на Харлинхэм-роуд. Намечалась тематическая вечеринка — каждый должен был одеться под своего кумира. Фредди, который в ту пору встречался с молодым театральным актером Дэвидом Миннсом, заранее предупредил — он не станет ничего специально надевать, потому что сам и есть свой кумир.

— Фредди и Дэвид пришли раньше всех и притащили с собой трехлитровую бутылку шампанского — Moet et Chandon, конечно! Кажется, именно этой ночью, уже в полном угаре, я и попросил его продюсировать мой альбом.

Молодые люди договорились встретиться за ланчем и обсудить детали.

— Так мы и подружились, — говорил Питер. — Не могу привести точных дат и событий, но факт — мы стали не разлей вода.

Мать Стрэйкера была оперной певицей, и вскоре Фредди и Питер уже каждый вечер ходили на балет или оперу, чтобы потом продолжить программу кутежом до рассвета в барах с сомнительной репутацией. Дошло до того, что они даже вместе записались на теннис в спортивном клубе Hurlingham, одном из самых дорогих в Лондоне. Стрэйкер, породистый и утонченно воспитанный богемный баловень судьбы, обладал прекрасным голосом с большим диапазоном и не без оснований полагал, что может добиться в музыке много большего, чем в кино и театре. Он попросил Фредди помочь ему в записи пластинки, которую составили бы водевильные номера в духе все еще модного глэм-рока. Фредди не только согласился, но и великодушно инвестировал собственные двадцать тысяч фунтов в запись альбома, получившего название This One’s On Me. С пластинки выпустили два хит-сингла — «Jackie» и «Ragtime Piano Joe». Общие друзья вспоминают Фредди и Питера как «двух своенравных подружек», не любовников.

— Стрэйкер помогал Фредди справляться с давлением, которое тому приходилось выдерживать, — вспоминал Питер Фристоун. — Он всегда был рядом, чтобы обратить все в шутку.

— Близкая дружба Фредди и Питера основывалась на их общей любви к опере, балету и классическому искусству, — утверждал лидер популярной в восьмидесятые группы Imagination Ли Джон, близко знавший и Стрэйкера, и Меркьюри.

— Я вырос на соуле, ритм-н-блюзе и джазе, и в своей музыке экспериментировал, пытаясь соединить блюз с африканской традиционной музыкой, — вспоминал Ли, — но Фредди посоветовал мне вместо этого разобраться как следует в опере, и этот совет изменил всю мою жизнь. Тогда я знал только «Шахерезаду» (оперу Римского-Корсакова, основанную на сказках «Тысяча и одной ночи»). Фредди сказал: «Зайчик мой, это уже неплохо для начала». Последовав его совету, я стал ходить на новую оперу каждую неделю, от «Дона Жуана» до «Травиаты». Иногда я засыпал, иногда смеялся, иногда плакал, узнал очень много нового. Моя музыкальная картина мира полностью изменилась. Перейти с черного соула на классику — шутка ли! Много нового я узнал от Фредди и о вокальных техниках, и это тоже очень помогло мне впоследствии, как я ясно вижу сейчас. Как мне кажется, Стрэйкер тоже многому научился от Фредди, но Питеру было чем поделиться — все-таки он происходил из самых изысканных слоев. Можно с уверенностью сказать — они общались на равных.

После короткой заминки Брайан и Фредди вылетели в Швейцарию, где присоединились к Роджеру и Джону, уже приступившим к работе над новым материалом. Тем летом EMI получили Королевскую премию за достижения в экспорте — одну из самых престижных наград, вручаемых британским промышленникам. В ознаменование этого успеха EMI выпустили сувенирный тираж «Bohemian Rhapsody» (собственно, и обеспечившей экспортные успехи) на голубом виниле — всего двести вручную пронумерованных копий. Сначала предполагалось сделать пластинку пурпурной с золотым — именно эти цвета ассоциировались с Queen еще со времен конверта первого альбома. Но, как вспоминал генеральный директор EMI по международной работе Пол Уоттс, вмешался случай.

— Мы решили сделать обложку темно-бордовой с золотым тиснением, а пластинку напечатать на пурпурном виниле, — вспоминал Уоттс, — но когда тираж пришел с фабрики, оказалось, что там все перепутали и вместо пурпурного сделали голубой. Учитывая мизерный тираж (обычный заказ начинался с тысячи-полутора копий), переделывать не стали.

Королевская премия вручалась директорам и топ-менеджерам EMI в зале приемов престижного лондонского отеля Selfrige. Ни Ее Величество, ни Queen не нашли возможности посетить церемонию. Queen, по иронии судьбы, не ехали в Британию из-за налогов. Тем более, на этот день выпадало двадцатидевятилетие Джона, и в Монтре намечалась какая-то совсем уже невероятная вечеринка, которую никто не собирался пропускать.

Первые четыре пластинки из ограниченного тиража «Bohemian Rhapsody» на голубом виниле отправили музыкантам в Швейцарию. Следующие несколько копий достались высокопоставленным сотрудникам EMI. Еще несколько рассылались журналистам вместе с приглашением на банкет, приуроченный к награждению, оставшиеся раздали гостям той же вечеринки. Среди других памятных подарков, которые раздавала тогда EMI, были бокалы для шампанского с гравировкой и брендированные EMI шарфы. Всего несколько приглашенных оказались настолько проворны, чтобы собрать все три сувенира.

А «Bohemian Rhapsody» на голубом виниле стала одним из главных раритетов в каталоге Queen и до сих пор фигурирует в списках самых дорогих пластинок в истории грамзаписи.

Запись альбома продолжилась в другой студии, SuperBear в Ницце. Чтобы не подпасть под действие местных фискальных норм, Queen не рисковали записывать альбом целиком в одной стране.

Вечеринка, приуроченная к тридцать первому дню рождения Фредди, состоялась в курортном местечке Сент-Пол-де-Ванс на южном берегу Франции, в доме, принадлежащем Биллу Уаймэну из The Rolling Stones. Безумная вечеринка достигла кульминации, когда Фредди и Стрэйкер принялись на два голоса исполнять арии из комических миниатюр Гилберта и Салливана. Два дня спустя Queen подняли бокалы за упокой души барабанщика The Who Кита Муна, скончавшегося от передозировки снотворного в квартире певца Гарри Нильсона в Мейфэйр, одном из кварталов центрального Лондона. По таинственному совпадению, именно в этой квартире четырьмя годами раньше от сердечного приступа умерла Касс Эллиот из американской группы The Mamas and The Papas.

Следующим релизом Queen стал сингл «Fat Bottom Girls / Bicycle Race» — вторую из песен музыканты сочинили под впечатлением этапа велогонки Тур де Франс, проходившей в Ницце, пока они работали там над новым альбомом. Для съемок клипа в поддержку сингла Queen арендовали стадион Уэмбли и наняли шестьдесят пять девушек, которые, раздевшись догола, соревновались на велотреке. Фирма, сдававшая внаем велосипеды, потом потребовала, чтобы Queen оплатили замену шестидесяти пяти кожаных сидений. Впрочем, клип получился по-настоящему ударным, хотя песня и не поднялась выше одиннадцатого места. Не обошлось без скандала — полуобнаженные ягодицы модели на обложке сингла привлекли внимание государственных цензоров, потребовавших заклеить крамольные места на остатке тиража.

В октябре — снова в Америке. На Хэллоуин в Новом Орлеане Queen отмечали выход своего нового альбома Jazz, и на этот раз были все основания назвать их вечеринку грандиозной оргией. Список приглашенных насчитывал четыре сотни гостей, включая журналистов из Америки, Британии, Японии и Южной Америки. Огромный зал, где проходила пати, кишмя кишел карликами, трансвеститами и глотателями огня, свое искусство демонстрировали девушки, боровшиеся в грязи, стриптизеры и заклинатели змей, шпагоглотатели, зулусские танцоры, колдуны вуду, группиз и многие другие. Одна из моделей ходила одетая только в куски сырой печенки, другие болтались в клетках, подвешенных под потолком. Режим и гигиена нарушались на каждом шагу. Стоит ли говорить, что статьи о вечеринке пошли в газеты под аршинными заголовками, а авторитет Queen в области рок-н-ролльного угара стал окончательно непререкаем.