Весь отряд с огромным вниманием выслушал мою историю, и когда я закончил ее, их восторгу, поистине, не было границ. Лейтенант сердечно пожал мне руку и сказал: «Капитан, позвольте мне поздравить вас с вашим счастливым побегом», а его люди в то же время, выражали свои чувства в самых разнообразных выражениях — для штатского совершенно непонятных и бессмысленных, но, абсолютно понятных каждому настоящему солдату.

— Каков молодец, а? — сказал один.

— Истинный дьявол, — подтвердил другой.

— Такой янки точно не по зубам, — заметил третий.

Убедившись, что теперь в них касательно меня нет ни капли никаких подозрений, я сообщил им о своем страстном желании вернуться в свой полк и, повинуясь зову родного дома, весьма вежливо пожелав им всего хорошего, я, сопровождаемый их восторженными восклицаниями, удалился.

Полностью исчезнув из их поля зрения, и двигаясь по направлению к Шелбивиллю, я свернул на боковую дорогу и взял курс на «Вдовий мост». Примерно в двух милях от этого моста я остановился на ужин, в доме, где жила вдова Читэм — родственница генерала Читэма и еще одного Читэма — мэра Нэшвилла. Встретила она меня исключительно гостеприимно и вскоре мой вкусный и обильный ужин уже стоял на столе. Для того чтобы моя лошадь хорошо отдохнула — ведь ей предстояла трудная ночь — после ужина я посвятил некоторое количество времени беседе с этой женщиной. Она очень много рассказывала о генерале Брекинридже, который совсем недавно стоял лагерем недалеко от ее дома, а заодно нанес ей визит. Она была очень польщена этим, а заодно сообщила мне, что часть войск генерала все еще присутствует здесь, а возле дальнего конца моста стоит пикет. После наступления темноты, я оседлал свою лошадь и сказал леди, что я уверен в том, что мне надо ехать. Дело происходило во второй половине марта, дул почти ураганный ветер и снег падал крупными хлопьями. Вдова даже вышла из дома — в такую непогоду — чтобы проводить меня у ворот. Она выразила мне свое самое сильное сочувствие в том, что мне суждено продолжать свой путь в такую мрачную, холодную и бурную ночь, и, заметив, что у меня нет перчаток, послала за ними своего негра — это были вязаные перчатки, — дав ему подробные указания, где их найти, да поскорее, потому что она уже замерзла. Вскоре негр вернулся, и, натягивая эти перчатки, я пожаловался на сильный холод. «Погодите минутку», — сказала она, затем сама ушла в дом и вскоре вернулась с очень тонким белым шерстяным одеялом, сложила его наподобие шали, потом накинула его на меня и собственноручно закрепила его концы под моим подбородком. Тепло попрощавшись с этой гостеприимной леди, я пустился в путь и вскоре осторожно обошел стоявший у моста пикет. Я убедился в том, что мост в хорошем состоянии и что идти по нему безопасно. Затем, двигаясь вверх по течению, я осмотрел еще два моста. Будучи на втором — находившемся всего в миле от города, — я неожиданно столкнулся с возвращавшейся в свой лагерь ротой мятежников. Я как раз сходил с моста, когда мое внимание привлекло цоканье подков приближавшихся лошадей. Как избежать встречи с ними я не знал, поэтому, став под сенью большого дерева у ограды, в тот момент, когда они подошли ко мне совсем близко, я громко и решительно прокричал: «Стой!», а потом: «Кто идет?»

— Друзья, — немедленно ответили мне.

— Пусть один из вас спешится и скажет мне пароль.

— Пароля нет, — ответил их командир.

— Кто вы? — спросил я.

— Батальон Моргана, — ответил он.

— Тогда возьмите правее, — сказал я, — и двигайтесь гуськом, пока мы вас не рассмотрим, и если вы конфедераты, спокойно пойдете дальше.

Выстроившись, как им и было приказано, цепочкой, они прошли мимо меня так близко, что была бы у меня десятифутовая жердь, я мог бы свободно коснуться их. Не отходя от дерева, я притворялся, что внимательно осматриваю их. После того, как мимо меня прошли несколько человек, я скомандовал: «Хорошо, капитан, вы можете вновь построить своих людей».

— Колонной по четыре, вперед, марш! — крикнул он, и вскоре услышал, как его люди, с шумом войдя на мост, вовсю ругали эту старую «развалину», которая, по их мнению, как мост уже никуда не годилась, и еще немного, так и вообще, прекратит свое существование. Они сделали лишь несколько шагов, но потом офицер приказал им спешиться и сам стал впереди колонны, с проклятием уверяя их, что если они будут стоять, вот тогда мост наверняка обрушится. Теперь я точно знал, что надо делать — теперь я должен был скакать во весь дух, поскольку мой обман будет раскрыт сразу же после того, как они дойдут до стоявшего на том конце моста пикета. Вернувшись на дорогу и придерживаясь мягкой почвы, я шел так до тех пор, пока не добрался до лесной дороги, пронесся через кедровую рощу, и спустя несколько минут уже мог не опасаться, что кто-то будет преследовать меня в этом лабиринте разбегающихся во все стороны дорог. Затем я, миновав город, преодолел еще пять миль и спрятал свою лошадь в другой роще — находившейся недалеко от дома. Услышав кудахтанье кур, я последовал в том направлении, откуда исходил этот звук, и обнаружил дом. Я разбудил негра, взял у него немного кукурузного хлеба и бекона, а также сведения о том, где бы я мог найти зерна для моей лошади. Я вернулся к своей лошади, накормил ее и лег спать. Я оставался в этой роще до наступления следующей ночи, а затем, перейдя реку по самому дальнему мосту, я снова вернулся к Шелбивиллю, где нашел еще два моста — один из них вел в сам город и был в хорошем состоянии.

Очень осторожно, и как можно ближе подъехав к городу, я хорошо осмотрел его, но к тому, что я уже знал, добавить ничего не мог. Остановив идущего по дороге негра, я тихим голосом задал ему несколько вопросов о том, какие войска сейчас в этом городе, и в порядке ли ведущий к нему мост. Негр сообщил мне, что в городе стоит кавалерийский батальон Моргана и отряд рейнджеров Уортона, некоторые из них расквартированы в самом городе, но большинство людей находится в лагере на южном берегу реки и охраняет мост — он в хорошем состоянии.

Вот теперь я знал все, что мне требовалось узнать. Я знал все о каждом мосте и каждой ведущей в Шелбивилл дороге. С чувством радости и облегчения от осознания того, что мое тяжелое задание выполнено, я снова повернул голову своей лошади в сторону Мерфрисборо, где, как рисовало мне мое воображение, «Олд Старри» о чем-то сосредоточенно размышлял над освещенными светом свечей картами, и, возможно, даже с нетерпением ожидая моего приезда, но, как говорят железнодорожники, я шел «по расписанию», а посему ни о чем не беспокоился. Однако, не проехав и трехсот ярдов, я увидел перед собой — всего в нескольких ярдах — внезапно появившихся на дороге двух человек, которые приказали мне остановиться. Зная, что если меня, одетым так, как я был тогда одет, ждала немедленная смерть, я тотчас пришпорил свою лошадь и погнал прямо на них. Будучи на расстоянии двух ее скачков до них я выстрелил в правую руку одного из мужчин — тот вскрикнул от боли и выронил револьвер, а при втором прыжке, лошадь коленом ударила его в грудь, и высоко подбросила его в воздух, а после своего приземления, ему больше уже ничего не хотелось. Затем в меня стрелял тот, что находился слева — мы так близко были друг от друга, что мое лицо обожгло порохом его выстрела. Заметив в кедровнике — справа от дороги — еще больше людей, я бросился вперед — как это делают команчи — прижавшись головой к шее лошади, и очень вовремя, поскольку затем раздался свист почти дюжины пуль, которых они послали мне вослед. Снова вонзив шпоры в бока моей лошади, я без остановок проскакал добрых три мили, прежде чем решил убедиться, что погони за мной нет, но в ту ночь мятежников я больше не видел, и все также неудержимо и не выбирая дороги мчался в лагерь, а прибыл в него в тот момент, когда генерал завтракал. Кто по мне тогда стрелял, я не знаю, но, думаю, не ошибусь, если скажу, что это были пикеты мятежников. Генерал был очень рад, что мне удалось уйти от врагов, и в присутствии всех офицеров похвалил меня за храбрость. Но вскоре у меня появился еще один повод для гордости, поскольку именно мои парни были первыми янки в Шелбивилле, которые захватили банк и охраняли его до тех пор, пока не установился порядок. Это был единственный банк в Теннесси, который смог поддержать свои ценные бумаги и впоследствии, как я позже узнал, полностью восстановить денежное обращение Соединенных Штатов.