– Я… я не знаю…

– Ну разумеется. Ты не давала себе труда присмотреться. Зачем? Таким красивым женщинам, как ты, неинтересны такие заурядные типы, как я. Что бы я ни делал, твой взгляд проходит сквозь меня. Для тебя я воздух, наполнитель, массовка. Но знаешь что? Сколько бы людей ни было вокруг, ты все равно одна в своем высокомерии. Совершенно одна! Больше никто тебе не поможет, никто тебя не защитит.

Виола вдруг поняла, что последние слова относились к ее подруге.

– Где Сабина?

– Она тебе больше не нужна.

– Ты с ней что-то сделал?

– Darling, свет моей жизни, ты одна. Как ты думаешь, что это означает?

Виоле потребовалось несколько секунд, чтобы вполне усвоить ужасающий смысл этих слов. Вдруг ее голова совершенно прояснилась.

– Если ты что-то сделал с Сабиной, я тебя убью! – сказала она, действительно готовая броситься на него.

Еще никогда в жизни девушка не испытывала ничего подобного. Эта пылающая и в то же время ледяная ярость была сильнее боли и страха.

Незнакомец приблизился к Виоле вплотную. Одну руку он положил ей на голову, а другой взял ее за горло, чтобы на этот раз она не смогла отстраниться.

– Судьба твоей защитницы сейчас должна волновать тебя меньше всего. Ты не спрашиваешь меня, зачем ты здесь?

Из глаз Виолы вдруг хлынули горячие слезы. Похититель одновременно сдавливал ей гортань, мешая дышать, и тянул ее за волосы.

– Сейчас мы вместе займемся твоим внутренним миром. В последнее время он очень скукожился, потому что ты не думала ни о чем, кроме своей внешности.

Он сжал горло Виолы еще сильнее. Ее голова налилась кровью, воздух совсем перестал поступать. Она уже решила, что умирает, когда он резко отпустил ее и сделал шаг назад.

Виола принялась жадно глотать воздух. Сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет через открытый рот.

– Вообще-то мне не хочется причинять тебе боль. Это не мой метод. Но если ты не перестанешь меня сердить, то я ничего не гарантирую. Так что лучше возьми себя в руки…

Неожиданно Виола почувствовала, как мужчина, стоящий за ее спиной, вздрогнул. Сквозь слезы она увидела, что где-то в комнате замигал красный огонек, похожий на аварийную лампочку.

– Ты кого-то за собой привела? – прошипел незнакомец.

В следующую же секунду он завязал ей рот грубой тканью, затянув на затылке узел. Теперь она могла только мычать.

Мужчина зашел за источник яркого света и погасил его. Стало совсем темно. Виола, запаниковав, широко раскрыла глаза и принялась вертеть головой. Теперь она могла полагаться только на слух. Куда делся этот человек? Что происходит? Почему горит красный огонек? Зачем было затыкать ей рот? Неужели кто-то пытается ее спасти?

– Ш-ш-ш… – послышалось над правым ухом Виолы, и она опять ощутила теплое дыхание. – Мы ведь не хотим, чтобы нам мешали? Верно, свет моей жизни?

2

Комиссар Кернер снова оказался в Черных горах у ворот Гамбурга. В темноте эта местность оправдывала свое название. Фонарей вдоль дороги не было, и, хотя фары Красной Леди горели ярко, Йенсу казалось, что тьма вокруг него становится все глубже и прочнее.

Плотная безжизненная чернота.

Странно… Вообще-то Йенс никогда не отличался восприимчивостью к подобным впечатлениям, но сейчас ему стало жутковато. Наверное, дело было в этой истории, которая все сильнее напоминала сценарий фильма ужасов.

Нынешний противник Йенса мог похвастаться редким терпением – и уже этим отличался от других убийц, действующих в большинстве своем импульсивно, необдуманно. Он умел планировать и организовывать свои преступления, мыслил стратегически. Это свидетельствовало об интеллекте выше среднего и о большом количестве свободного времени. Не будь он предоставлен сам себе, разве удалось бы ему удерживать Ким Ландау более четырех лет? Для этого, кстати, требовалось очень надежное убежище.

Печально известный Йозеф Фритцль прятал дочь в собственном подвале, Наташа Кампуш тоже содержалась похитителем в жилом районе, под носом у соседей. Но дом в обоих случаях все-таки был отдельным.

Йенс не сомневался, что история Ким Ландау как-то связана с той частью Черных гор, которая подступает к Гамбургу. Эту связь надо было найти, причем как можно быстрее. Поэтому под конец такого напряженного дня, как сегодняшний, он направился сюда – в усадьбу, где прошло детство Ким. После развода ее отец жил здесь один.

Не сумев связаться с герром Ландау по телефону, Йенс решил положиться на удачу и приехать просто так. Для визита к родителям погибшего Беньямина Шнайдера было уже поздно, и его пришлось отложить на завтра. Как жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа! Даже если ты пытаешься спасти человеческую жизнь, дополнительного времени тебе никто не даст.

От Герлинды Ландау Йенс узнал, что в девяностые годы ее муж организовал сеть салонов видеопроката и на этом разбогател. Когда на смену кассетам и дискам пришли стриминговые сервисы и скачивание, он обанкротился. Какую часть прежнего состояния ему удалось сохранить, не знала даже жена.

Односторонняя дорога тянулась через поросшие лесом холмы. Ориентируясь по навигатору на телефоне, Йенс доехал до едва заметной развилки, где брала начало изрытая колесами гравийная полоска, петляющая среди хвойных деревьев. Он остановил машину и, оглядевшись, увидел камеру, закрепленную на высоте трех метров, но не смог понять, работает она или нет. Ни домофона, ни даже звонка не было – только кирпичный столб с почтовым ящиком. Йенс свернул на гравийную дорогу. Глубокие колеи, размытые дождями и к тому же испещренные кратерообразными ямами, позволяли двигаться только со скоростью пешехода. Старательно объезжая наиболее опасные выбоины, Йенс страдал вместе с дисками своей Красной Леди.

Через пару минут в свете фар возник большой совершенно темный дом. Остановив машину посреди засыпанного щебенкой двора, но не заглушив двигатель, комиссар осмотрелся.

На первый взгляд усадьба казалась заброшенной. Может, герр Ландау уже не жил здесь? Что, если банкротство, развод и потеря единственного ребенка сломали ему хребет, и он уехал из этих мест? Бывшая жена об этом ничего не говорила, но не факт, что она сама была в курсе.

У Йенса возникло странное чувство. Еще по пути сюда он спрашивал себя: «Насколько же глубокие противоречия должны разделять родителей Ким, если они не сошлись даже теперь, когда их дочь появилась после четырехлетнего отсутствия – только для того, чтобы покончить с собой? Будь люди хоть сто раз в разводе, разве не естественно было бы постараться утешить, поддержать друг друга в такой тяжелый момент?»

«Кто бы говорил!» – возразил Йенсу его же внутренний голос. Со своими женами, которые давно уже нашли себе новых мужей,