Генриетта покинула нас в 22:30». Два дня спустя, 14-го, мисс Кэннон пришла на «отпевание Генриетты в часовне Первой конгрегационалистской церкви в 14:00. Гроб засыпан цветами».

Солон Бейли благородно самоустранился от руководства Гарвардской обсерваторией. Чтобы оставить новому директору пространство для маневров, Бейли решил вернуться в Перу и снова пожить в Арекипе. Вместе со своей женой Рут он ждал плодотворного воссоединения со звездными скоплениями южного неба. Их сын Ирвинг, теперь гарвардский профессор ботаники, женатый на сестре Маргарет Харвуд, Хелен, на этот раз не поехал с ними. Кто присоединился к ним, так это мисс Кэннон с подачи Шепли, чтобы сделать собственные снимки Млечного Пути для дальнейшей классификации звезд меньше девятой величины. Она вела путевой дневник, отличавшийся точностью и лиризмом: «Горизонт Нью-Йорка затуманила завеса мокрого снега 1 марта 1922 года, когда пароход Santa Luisa компании Грейса отплывал к берегам Панамы, Перу и Чили».

За две недели корабль добрался через Панамский канал до Моллендо, ближайшего к Арекипе порта. Мисс Кэннон восхищалась шлюзами Гатуна и Мирафлореса, но еще больше – видом небес. «Эпсилон и Йота Киля, Каппа и Дельта Парусов. Как упивалась я видом этих звезд, ведь мое первое астрономическое исследование было посвящено спектрам ярких южных звезд, которых я прежде не видела своими глазами».

Со времен рискованной выгрузки телескопа «Брюс» в 1896 году прогресс изменил порт Моллендо. Прощание мисс Кэннон с командой корабля получилось вынужденно «поспешным, так как в этом порту в обычае новый способ высадки пассажиров. С борта паровым краном спускают на баркас кресло вместе с пассажиром и быстро доставляют его в Моллендо. После такого новшеств ожидаешь на каждом углу. И они действительно есть. Мы еще в 160 км от Арекипы, и по дороге сплошные чудеса». Путешественники пересекли пустыню и увидели Анды. На железнодорожном вокзале в Арекипе их ждал автомобиль, чтобы довезти до обсерватории, до которой оставалось чуть больше 3 км. «Что за чудесная поездка по Арекипе, этому Каиру Южной Америки, через реку Чили и городок Янауара, где улочки настолько узкие, что пешеходы прижимаются к стенам домов, чтобы их не задавили!»

Обсерватория в Арекипе не работала с ноября 1918 года, когда руководивший ею Л. Бланшар укрыл линзы телескопа и ушел добровольцем на фронт. Еще до того, как США вступили в войну, сокращение финансирования уменьшило возможности обсерватории, а риски перевозки стеклянных фотопластинок через моря, охваченные сражениями, стали непомерны. Бессменный сторож Хуан Муньис следил за заколоченной, покинутой станцией, пока не наступил мир и она не открылась вновь. Фрэнк Хинкли, прежде уже дважды работавший в обсерватории, снова взял на себя руководство ею в 1919 году. Ему помогал верный Муньис. После кончины Хинкли в сентябре 1921 года Муньис в одиночку управлялся с техническим обслуживанием здания и оборудования, вел метеорологические наблюдения и сделал более 1000 новых снимков неба.

Наблюдения в прозрачной атмосфере Арекипы раскрывали такие глубины и подробности, что мисс Кэннон казалось, будто она взирает снизу на ожившую фотографию с длительной выдержкой. Она научилась делать собственные снимки через разные телескопы, включая «неповоротливый 24-дюймовый "Брюс". Каждый полученный снимок был для меня большой ценностью. Проявив и высушив пластинку, я как можно скорее рассматривала ее в поисках новых или необычных объектов». Один такой объект оказался неизвестной долгопериодической переменной, другой – вспыхнувшей новой.

«Похоже, я вернусь в Старый Кеймбридж в хорошей спортивной форме, – писала она Шепли, – при работе с 13-дюймовым нужно поворачивать тяжелый купол, взбираться по большим и малым лестницам и все такое прочее, что, по заявлению мистера Муньиса, мне было не под силу, так как это "не женское дело". Однако мне под силу все, кроме хороших снимков тусклых спектров». Бодрая в свои пятьдесят восемь, она часто вечерами проходила пешком 8 км туда и обратно до Арекипы «по дорогам, хуже которых не встретить» и работала пять, а то и больше часов у телескопов. «Но это большое удовольствие и нисколько меня не утомляет. Более того, при ясном небе в полночь здесь так красиво, что мне не хочется идти спать».

В дополнение к радости исследований мисс Кэннон имела удовольствие познакомиться в simpatica Arequipa[22] с той стороной личности Бейли, которая нечасто раскрывалась в Кеймбридже. «Определенная новоанглийская сдержанность и застенчивость, – отмечала она, – развеялись под тропическим небом Перу».

В начале мая, пока чета Бейли и мисс Кэннон трудились в Арекипе, большинство остальных астрономов вновь собралось в Риме на первый съезд нового Международного астрономического союза (МАС), созданного после войны взамен старого «Солнечного союза» Джорджа Эллери Хейла. Запланированная на 1916 года конференция сорвалась из-за войны, но в 1919 году представители многих научных дисциплин из 12 стран собрались в Брюсселе, чтобы создать новые объединения. МАС возник как одна из первых подобных групп, устремленных в будущее, и получил персональное благословение от бельгийского короля Альберта.

Хотя в 1922 году мисс Кэннон находилась за тысячи километров от Италии, ее присутствие в Риме было ощутимым. Генри Норрис Рассел, возглавлявший тогдашний состав Комитета по звездной классификации, пригласил ее войти туда еще в начале 1919 года, и с тех пор она постоянно обменивалась идеями с другими членами комитета. Официальный отчет Рассела показал, что система мисс Кэннон выдержала дискуссии не пошатнувшись и ее укрепил ряд дополнений, полезных для специалистов по спектроскопии. Так, для обозначения нового класса красных звезд была введена категория S (таким образом прижившаяся мнемоническая фраза удлинилась до Oh, Be A Fine Girl, Kiss Me Right Now, Sweetheart! – «О, будь умницей, поцелуй меня прямо сейчас, милочка!»). Кроме того, было узаконено использование строчной буквы c, отголоска более сложной системы классификации мисс Мори, перед любой заглавной буквой для обозначения звезды с выраженно узкими, четкими линиями. Буква c доказала свою функциональность и заняла заслуженное место в звездной номенклатуре. Аналогичным образом прошедшие десять лет подтвердили важность проведения различия между гигантами и карликами, и теперь можно было использовать префиксы d или g при необходимости.

Солон Бейли, председатель Комитета МАС по переменным звездам, написал отчет комитета, но попросил Шепли зачитать текст от его имени в Риме. В отчете рисовалось будущее сотрудничество: отныне Франция, Италия и другие страны будут координировать наблюдения по образцу успешного сотрудничества любителей и профессионалов в Американской ассоциации наблюдателей переменных.

В начале 1922 года Харлоу и Марта Шепли не были уверены в том, стоит ли им ехать в Рим. Оба их сына, Уиллис и Алан, зимой тяжело болели воспалением легких, и в какой-то момент родители даже боялись, что Уиллис не выживет. Когда кризис миновал, Шепли все еще сомневался в благоразумности длительной отлучки из обсерватории. Но когда они с Мартой все же решили поехать, это оказало влияние на планы других астрономов, собиравшихся в эту поездку. Шепли позаботился о том, чтобы отплыть на одном корабле с Расселами, и даже убедил Артура Стэнли Эддингтона сдвинуть празднование 100-летнего юбилея Королевского астрономического общества с июня на май ради удобства американских ассоциированных членов, которые уже выехали за океан. После закрытия съезда МАС 10 мая и до начала празднества КАО в Лондоне 29-го Шепли читал в Нидерландах лекции о строении Галактики и посещал немецкие обсерватории в Потсдаме, Мюнхене, Бергедорфе и Бабельсберге.

В середине июня, снова восседая за вращающимся столом Пикеринга в обсерватории, Шепли похвалялся перед Джорджем Агассисом и Инспекционным комитетом успехами поездки: «На 100-летнем юбилее КАО я рассказывал о текущих исследованиях в Гарварде, а также выступил с обращением на специальном заседании Британской астрономической ассоциации. На съезде в Риме астрономы из Гарвардской обсерватории получили 11 мест в восьми из 26 комитетов – большего признания среди американских обсерваторий удостоилась только Маунт-Вилсон; а лично у меня, разумеется, теперь больше членств, чем у всякого другого американского астронома, благодаря широкому спектру моих интересов в Гарварде, и сравниться со мной может в этом отношении только королевский астроном».

Иными словами, Агассису следовало забыть о его сомнениях, достаточно ли компетентен Шепли, чтобы руководить Гарвардской обсерваторией.

Глава двенадцатая

Диссертация мисс Пейн

Казалось бы, Харлоу Шепли должен сожалеть, что ему пришлось бросить гигантские телескопы и прекрасные условия наблюдений в обсерватории Маунт-Вилсон ради жизни в пасмурной метрополии Восточного побережья. Однако, обосновавшись в Кеймбридже, Шепли обнаружил, что его новая должность директора нравится ему больше, чем суровые условия наблюдений. «Наблюдения всегда были