пожизненно закреплена за Маргарет Харвуд, стипендия Пикеринга не ставила условием проживание на Нантакете. Стипендиатка могла по желанию приехать в летние месяцы на остров к мисс Харвуд, но деньги она получала на исследовательскую работу в Гарварде в течение обычного академического года (осень – весна). Отведенный ей 1918–1919 год мисс Блок посвятила измерению колебаний блеска переменных звезд, нескольких астероидов и, разумеется, большой новой звезды в Орле. Весной она также научилась фотографировать звезды и часто замещала штатных сотрудников в первой части ночной смены. Этот опыт помог ей получить предложение от обсерватории Йеркиса в Уильямс-Бей, штат Висконсин, с перспективой стать первой женщиной, допущенной к фотосъемкам через тамошний 40-дюймовый телескоп, самый большой в мире рефрактор.

Пока мисс Блок готовилась к отъезду из Кеймбриджа, племянница Генри Дрейпера Антония Мори подала заявку на следующую стипендию Пикеринга. В свои 53 года опытная мисс Мори была примерно вдвое старше как мисс Ванн, так и мисс Блок. Однако она отвечала ключевому требованию – наличие высшего образования, – поскольку окончила колледж Вассара в 1887 году и изучала астрономию под руководством самой Марии Митчелл.

«Что касается мисс Мори, – осведомлялась Лидия Хинчман из Общества Марии Митчелл у Энни Кэннон в письме от 8 апреля 1919 года, – я слышала, что она странновата, правда ли это? Слышала также, что у нее блестящий ум. Вряд ли я способна высказать какое-либо мнение, не увидев ее, но ведь это всего лишь на год, и, если вы одобряете, можно попробовать». Мисс Кэннон возглавляла отборочный комитет, но миссис Хинчман имела право – и привычку – предлагать советы: «Если ее странности не чрезмерны, я бы попробовала».

Мисс Мори возобновила свои отношения – то встречи, то разлуки – с Гарвардской обсерваторией в августе 1918 года, когда явилась на проходившую там конференцию Американского астрономического общества. Она впервые участвовала в ней как избранный член организации. Пикеринг, тогдашний председатель общества, пригласил мисс Мори остаться в Кеймбридже в качестве научной сотрудницы на добровольных началах. Так, без видов на жалованье, она воскресила свою первую любовь – тесные пары звезд, известные как спектрально-двойные. Через несколько месяцев, после смерти директора, профессор Бейли стал уговаривать мисс Мори перейти на оплачиваемую должность ассистентки Джона Стэнли Пласкетта в новенькой обсерватории в Виктории, столице Британской Колумбии, но на этом этапе своего жизненного пути она не могла так просто взять и уехать в такую даль от привычных мест.

Мисс Кэннон и мисс Мори, близкие современницы, достаточно много проработали в Гарварде вместе, чтобы узнать характеры и причуды друг друга. Мисс Кэннон сочла свою коллегу полностью заслуживающей стипендии, и мисс Мори благодарно приняла $500.

Первые две части исправленного и дополненного Каталога Генри Дрейпера, изданные в 91-м и 92-м выпусках «Анналов», заставили Харлоу Шепли с нетерпением ожидать третьей. «Можете ли сказать, когда примерно начнут рассылать 93-й? – написал он мисс Кэннон со своего наблюдательного поста в Маунт-Вилсон 8 мая 1919 года. – Именно он для меня важнее всех. Я пользуюсь вашими результатами для сверки своих исследований строения скопления и звезд южной части Млечного Пути… и они играют важную роль». Говоря о «строении скопления», Шепли имел в виду не далекие шаровые скопления, окружавшие Млечный Путь, а то, что он называл локальным скоплением – звезды в окрестностях Солнца, достаточно близкие, чтобы описать их в каталоге по координатам, звездным величинам и спектрам. Первая и вторая части грандиозного труда мисс Кэннон включали ряд долготных полос 360-градусной панорамы неба, от 0° (или «нулевого часа» на астрономическом жаргоне) до 90° («шестого часа»). Теперь Шепли были нужны седьмой и последующие часы, ожидавшиеся в следующих выпусках, чтобы продолжать исследование строения окрестностей Солнца.

Мисс Кэннон заверила его, что 93-й выпуск уже сдан в типографию, но переплетчики бастуют, и она не может сказать, насколько задержится публикация из-за улаживания их требований. Пока же она удовлетворила любопытство Шепли, выслав ему непереплетенные тетради. Даже без Пикеринга обсерватория продолжала руководствоваться его принципом: сначала собрать всю информацию, потом раздать ее нуждающимся.

«Чрезвычайно благодарен за то, что вы так любезно прислали мне гранки третьего тома Каталога Генри Дрейпера, – написал Шепли в ответ. – Я просмотрел их и получил именно те сведения, которые ожидал там найти, относительно формы и протяженности локального скопления». Шепли требовалось несколько способов измерения расстояний в Галактике. Цефеиды были хорошими индикаторами расстояний, но звезды мисс Ливитт не отличались многочисленностью. Шепли считал, что более многочисленные яркие звезды спектрального класса B тоже могут дать информацию о расстояниях. Звезды класса B были щедро рассыпаны по Млечному Пути, а их координаты и величины установлены благодаря тысячам достоверных измерений, и все эти данные были сведены воедино в гарвардских каталогах. Как правило, звезды класса B сияли примерно в 200 раз ярче Солнца. В Маунт-Вилсон Шепли мог рассматривать спектры звезд класса B в отдаленных скоплениях через 60- и 100-дюймовый телескопы. По тому, насколько относительно тусклыми выглядели более далекие B-звезды, он мог определить их удаленность и таким образом использовать как вехи. Шепли предполагал, что для измерений можно задействовать и красные гиганты, так как их тоже было много и в шаровых скоплениях, и в Млечном Пути.

Шепли, требовавшему завершения Каталога Генри Дрейпера, вторили многие ученые, занимавшиеся другими исследованиями. Однако выход следующих томов оказался сопряжен с более серьезной проблемой, чем трудовые конфликты, а именно с нехваткой финансов. «Своевременная публикация всех материалов необходима, чтобы завершить труд жизни покойного директора», – подчеркивал Солон Бейли в своем первом отчете, когда сам стал директором. По его прикидкам, затраты должны были на $15 000 превысить доход обсерватории. Занимаясь поисками финансирования, он между тем удовлетворял текущие запросы отдельных астрономов по поводу тех или иных спектров. Таких запросов ежемесячно поступали сотни.

В 1910 году Эдвард Пикеринг говорил Лоуэллу, что считает профессора Бейли единственным сотрудником, способным взять на себя руководство обсерваторией в качестве временного или постоянного директора. После смерти Пикеринга в 1919 году его обязанности естественным образом перешли к Бейли, но гарвардская администрация не торопилась официально назначить его пятым директором. Джордж Агассис, член Инспекционного комитета и покровитель обсерватории, советовал Лоуэллу поискать «свежую кровь и настоящий талант». Даже сам Бейли, которому исполнилось шестьдесят пять, не считал себя подходящим человеком для того, чтобы вести обсерваторию в будущее. Он видел в этой роли кого-то помоложе, например Харлоу Шепли из Маунт-Вилсон или, еще лучше, учителя Шепли – Генри Норриса Рассела из Принстона, которому был всего 41 год и которого многие считали блестящим мыслителем. Узнав, что рассматривается его кандидатура, осторожный Рассел отнесся к этому с недоверием. Он сильно подозревал, что Эббот Лоуэлл скорее назначил бы директором собственного «выдающегося брата», знатока Марса, будь Персиваль Лоуэлл жив. Но основатель обсерватории Лоуэлла умер во Флагстаффе в 1916 году. В то же время брат Пикеринга, Уильям, хотя и не выдвигался в директора, жил по большей части в Мандевилле. Приняв гарвардское предложение, Рассел унаследовал бы вместе с остальным коллективом и Уильяма, и эта мысль заставила его призадуматься. Уильям, похоже, был одержим марсианскими каналами, утверждал, будто обнаружил воду на Луне, и, насколько было известно, занимался вычислением местоположения следующей планеты за Нептуном.

Ни мисс Кэннон, ни мисс Ливитт не отвечали требованиям к должности директора, будучи женщинами и к тому же старше 50 лет. Впрочем, ни та ни другая не стремились к этой должности. Мисс Ливитт, которая никогда не была физически крепкой, пришлось покинуть большой дом на Гарден-стрит, проданный после смерти дяди Эразма Ливитта в 1916 году. Она переехала в пансион, а потом, когда ее овдовевшая мать вернулась на Восточное побережье, они вдвоем сняли квартиру на Линнеан-стрит неподалеку от обсерватории. Мисс Кэннон все еще счастливо жила у старшей единокровной сестры Эллы Кэннон Маршалл и продолжала получать признание в своей стране и за рубежом. Делавэрский университет присвоил ей в 1918 году степень доктора наук и объявил выдающейся уроженкой «Бриллиантового штата». В 1919 году ее английский друг Герберт Холл Тёрнер, профессор астрономии в Оксфорде, стал добиваться приема мисс Кэннон в Королевское астрономическое общество. «Позавчера, – писал ей Тёрнер 13 мая, – я предложил вашу кандидатуру в ассоциированные члены К. А. О. на равных основаниях с мужчинами. Я надеялся, что вы увидите в этом новый знак признания и что,