в непролазных местах машины, не представляли опасности. Напротив, сами были напуганы и желали поскорее раствориться в лесу или среди домов.

Вся небольшая община, переселившаяся за время вылазки в деревню, была неописуемо рада возвращению парней. Боевые отметины на машине произвели впечатление и дали представление о настоящем положении дел вне безопасной территории. Решено было без нужды не покидать «точку Лагранжа». Теперь у них было все, что необходимо для защиты своего жилья. О пропитании можно было не беспокоиться. Леса вокруг деревни были наводнены выпущенными на волю свиньями, коровье стадо исправно снабжало молоком, а деревенские склады еще много лет могли обеспечивать потребности в зерне.

Единственная поездка, которую они совершили, была в сторону трассы, до дорожного указателя «314 километр», под которым спрятали вторую половину схемы излучателя, предназначенную Алле. Мужской половине общины удалось разобраться с принципом работы раций, добытых на складе. С помощью них просканировали частоты и наткнулись на волну, на которой общались люди с миролюбовского водохранилища. Открытым текстом побоялись сказать, где спрятана вторая часть схемы, предполагая, что частоты слушают другие, и они могут успеть гораздо раньше.

Максим не спал всю ночь, придумывая правдоподобный текст, в котором посторонний человек не заметил бы никакой шифровки. Он придумал его, записал на бумагу и, не дожидаясь завтрака, полез на дерево, на котором связь была более устойчивой. Он вклинился в разговор и попросил связаться с Аллой. После некоторых пререканий со стороны людей, не понимающих важности разговора, она вышла на связь.

— Кто меня хотел слышать? — Спросила она.

— Привет, Аллочка. — Максим слегка изменил голос, чтобы он звучал постарше. — Вернулся я из далеких краев, довольный, к своей второй половине, чтобы засунуть ей в пи без запятой по пути из города и засунул, и только ты можешь из нее вытащить.

Рация молчала некоторое время, потрескивая помехами. Максим даже успел подумать, что пропала связь.

— Я поняла тебя Саша и ценю наши отношения, хоть ты и похабник. — Ответила Алла. Назвав неправильное имя, она дала понять, что сообразила про зашифрованное сообщение.

— Максииим? — Вопросительным тоном, требующим объяснения, произнесла Маша. Она неслышно подошла к дереву. — Я чего-то не поняла?

Максим слез с дерева, раскрасневшись не столько от усилий, сколько от неловкости.

— Пи без запятой это триста четырнадцатый километр, дорожный знак под который мы положили схему излучателя. Я никак не мог придумать, как обозначить его, чтобы догадалась только Алла. Кажется, она поняла.

— Да? — Маша удивилась еще сильнее. — Неужели в этой похабной дребедени можно было уловить какой-то смысл?

— Мари, некоторые женщины в этом вопросе дадут еще и фору таким домашним мальчикам, как я.

— А ты-то откуда знаешь про таких женщин? — Не унималась девушка.

— Нутром чую.

— Ой ли, нутром. — Маша саркастически усмехнулась. — Ладно, идем завтракать.

Ольга с дочерью пришлись ко двору. Они быстро освоили процесс дойки, разгрузив парней. После того страха и полудикого существования, кочующая каждые пять дней жизнь, показалась им почти прежней. Вопреки предположениям, что Ольга могла бы закрутить роман с Ильей Витальевичем, роман закрутился между ней и Рустамом. Между Машей и Максимом тоже проскакивала искра, но из нее никак не разгоралось пламя. Они пытались понять и даже выяснить друг у друга, почему их чувства замирают на каком-то дружеско-доверительном уровне и дальше никак не идут. Остановились на варианте устраивающем обоих, сердцу не прикажешь.

В конце ноября началась зима. Несколько дней валил снег, мела пурга. Непогода застала группу в лесу. Приходилось каждое утро и вечер тащиться по сугробам на ферму кормить, поить и доить коров. Проще было остаться там жить, чем ходить туда-сюда. В итоге, Илья, Фил, Максим и Макар, так и сделали. Рустам опекал женщин в лесу, остальные же надрывались, обихаживая скотину, чтобы она не испытывала неудобств.

А потом ударили морозы. Покрасневшие свиньи ломанулись за теплом и едой в деревню. Они самостоятельно прятались по сараям, искали в них, чем поживиться. Илье пришла мысль, что свиньи скоро передохнут от голода и надо бы не дать им такого шанса. Начали их отстрел. Туши потрошили и разделывали пополам, вывешивая их и субпродукты под потолками сараев, промерзших бань, словом там, куда не могли забраться собаки.

А псы с голоду начинали звереть. Вначале они подъели всех кошек, затем принялись за мелких собачек и даже пытались нападать на свиней. Однако, противостояние с ними обходилось собакам дорого. Если свинье удавалось уцепить собаку за конечность, то она лишалась ее почти со стопроцентной вероятностью. Свиньи не ходили поодиночке, не позволяя собакам организовать групповую охоту на отбившуюся дичь.

Голод заставил собак искать пропитание иначе. Они умудрялись делать подкопы под сараями и воровать оттуда туши. А еще они потянулись к людям, но совсем не за защитой. Стало небезопасно выходить из дома, а перемещаться из леса на ферму просто самоубийственно. Собачьи стаи кружили вокруг людей с явным намерением полакомиться. В итоге пришлось воспользоваться трактором и перемещаться на нем, демаскируя себя перед возможными недружественными проходимцами.

Собак начали отстреливать. Они быстро смекнули, что человек с ружьем опасен и стали держать дистанцию. Но стоило выйти без него, как они начинали чувствовать свою безнаказанность. Собаки покусали Леру, накинулись на Макара и чуть не загрызли Дружка. Максим предложил организовать для них ловушку и ликвидировать оптом. Женщин не стали посвящать в детали, чтобы зря не травмировать. Одну свиную полутушу порубили на более мелкие кусочки и разложили в центре деревни, а Илья, Максим и Рустам заняли позиции с подветренной стороны, чтобы не спугнуть собак. Животные, не почувствовав подвоха, попались на крючок. Это было истребление. Испуганные псы сами лезли под пули. Сбежало их немного, не более пяти, а те, что спаслись, могли быть ранеными. Весь следующий день снимали с убитых собак шкурки, а туши отдавали свиньям. Изголодавшаяся скотина громко хрустела собачьими костями.

Внедорожник стоял без дела. На морозе летняя солярка загустела. Машину постепенно припорашивало снежком. В качестве транспорта приспособились использовать старенький двухмостовый трактор МТЗ. Его не жалко было разогреть открытым пламенем горелки, и «мослать» пускачом по несколько минут, запуская дизель. К трактору зацепили сани. На них возили сено из омета, перевозили продукты из деревни в лес и ездили сами за мигрирующей «точкой Лагранжа».

Ольга нашла себе занятие, излишки молока она пастеризовала в печах или на костре в большом дистилляторе с перепускным клапаном и разливала по любой посуде, которую находила. Молоко уваривалось, становилось жирнее, приобретало кремовый цвет и потрясающий вкус. Такое молоко убирали в деревенские погреба на долгое хранение. Хотя, мужики частенько