Она открыла мне дверь изнутри квартиры, хотя подошла к ней вместе со мной снаружи. Реальное тело Ронды было бледным, слабым и усохшим внутри ветхого выцветшего вафельного халата. На неё опять было больно смотреть.

⁃ Ты что-нибудь ешь? — спросил я, снимая куртку.

⁃ Наверное, — ответила Ронда, — инстинкты у меня ещё сохранились. Но чувствую себя отвратительно. Обременённо. Тело мешает мне. Даже следить за ним не хочется.

⁃ Зря. Ты красотка.

⁃ Зачем мы приехали сюда? Ладно я… Я здесь живу. А зачем приехал ты?

⁃ Ты просила навестить тебя, когда будет возможность. Сейчас у меня есть не только возможность, но и повод.

У меня не осталось никого, кроме Ронды, чем бы она ни была. Она плохо выглядела, плохо говорила, плохо чувствовала реальность. Я хотел помочь ей, но она не подпускала меня близко в реальном мире. Возвращаясь в тело, она оказывалась в оковах, влияющих на это тело. Страхи, социальные нормы, этикет, установки — все то, что ограничивает свободу духа.

⁃ Что за повод? — Спросила она.

⁃ Рецензия Луи.

Я достал из кармана сложенный лист и снова протянул ей. На этот раз она смогла его взять. Читала с трудом, обращая текст к свету, щурясь, поднося ближе к глазам. У неё дрожали руки — прекрасные смуглые худые руки с тонкими пальцами. Я смотрел не неё, и перенимал ее слабость. У меня не было сил думать о причинах и следствиях, разбираться в них, тем более — влиять на них. Все просто происходило. Я отпустил контроль ситуации, потому что не мог с ней справляться и решил посмотреть, к чему это приведёт. Я не хотел думать об Арнелле. Не мог думать об Элис. Мне было холодно — так холодно, что у меня тоже дрожали руки. Дочитав, Ронда сказал мне, что не понимает написанного Луи. Я ответил, что и сам не до конца разобрался и пошёл на кухню, чтобы приготовить Ронде что-нибудь поесть. Я солгал ей. Все, что написал архивариус походило на заметки шизофреника, слышащего голоса в голове, но Бойл таким не являлся. Он мыслил здраво, точно и не давал поводов сомневаться в его компетенции. Все, что он выяснил о Ронде было мне понятно. Не понятно было только то, как ее укротить. Заручиться ее доверием.

Холодильник был пуст. Я заказал пиццу, хотя поиск работающего первого января заведения оказался непростой задачей. Ронда сидела на диване, оперевшись на локти. Ее голова жалко висела на хрупкой шее, лопатки остро торчали под ветхим халатом, сальные волосы еле держались за череп. Мне хотелось найти ее Точку Истины и преобразовать ее, одухотворить, оживить ее, но я отказался от этой мысли. Элис моё вмешательство не помогло.

⁃ Я не вижу смысла оставаться здесь, — сказала Ронда, — мы все тут мельтешим, как бесполезные крохи, ищем сострадания, воюем, клянчим, трясёмся над мелочами. А к чему? Там всё просто. Можно всё, и поэтому особо ничего не хочется. Там всё — правда. Твоя подруга, наверное, тоже это понимала.

Я забыл, что Ронда может видеть образы чужих мыслей и рассказывал ей все, сам того не осознавая. Все мое существо было для неё открытой книгой — и я презирал ее за это. Свойства Ронды, как явления, описанные Луи, объясняли ее способность. Энергетический Интеллект реагировал на мысли с энергетическим посылом. Во мне были гнев и горе. Ронда видела это.

Когда я шёл от отеля «Караван» домой к Арнелле вместе с ней, я был уверен в том, что могу на неё полагаться, в том, что она может полагаться на меня. Но ее игривое стервозное баловство привело к серьёзным последствиям, в которых она не отдавала себе отчёт. О которых, скорее всего, она даже не знала. Я видел отражения этих последствий в состоянии Ронды — она словно несла тяжбы, творящиеся вокруг меня. Как портрет Дориана Грея. Но, даже несмотря на такое впечатление, я не подпускал ее близко — так же, как и она меня. Мне нужна была абсолютная безусловная преданность. Такая же, которую мог предложить и я. Но Ронда не была готова к такой связи. А если нет таковой готовности, зачем вообще сближаться? Она не была готова, потому что ей было куда идти и на что надеяться. Джуджион. Там Ронда была сильна и красива. Женственна и уверенна. Соблазнительна и свободна. Ей действительно было незачем оставаться в реальном мире. Особенно, если Луи был прав. Пока мы — я и полумёртвое тело Ронды — ждали пиццу, я позвонил родителям и поздравил их с Новым Годом. Они всегда рады меня слышать.

Мать и отец коптят себя потихоньку в скромном уютном домике в пригороде и по сей день. Они самодостаточны друг с другом и не имеют маниакальной привязанности ко мне. Но это не значит, что они не любят меня. Они любят. И я люблю их. В телефонной книге они записаны у меня, как Муфаса и Сараби.

Прежде, чем начать есть, Ронда умылась и причесалась, смочив волосы. Переоделась в темно-синий спортивный костюм с широкой горловиной, которая открывала левое плечо. На нем была незаконченная татуировка — красные маки. Не все цветы были заполнены цветом. Над правым плечом, на шее размыто темнело пигментное родимое пятно, похожее на гурьбу веснушек. Я раньше никогда не видел этих индивидуальных деталей. Они делали Ронду настоящей. В Джуджионе их не было.

⁃ Раз уж ты угощаешь, пусть хоть на меня не так неприятно смотреть будет, — сказал Ронда, — ради такого можно и подумать о том, как я выгляжу.

⁃ Ты хорошо выглядишь.

⁃ Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты говоришь чушь, но все равно спасибо.

Мы поели не торопясь и молча. После еды на щеках Ронды появился прозрачный, но заметный румянец. Она предложила мне остаться на ночь. Очень просто, спокойно, без подтекста. «Ты можешь сделать это хотя бы для того, чтобы не повторять ошибку прошлой ночи. Конечно, твою подругу это не вернёт, и я не посягаю на облегчение твоей скорби, но вдруг тебе будет спокойнее, если сегодня ты не оставишь меня одну?» Она была красноречива и отстранена. Ронда принимала разные облики прямо у меня на глазах. Я оделся и вышел на улицу в поисках фотоателье, где мне могли бы распечатать договор, присланный мистером Бисселом. Это заняло время, но я был настойчив. Довести дело до конца — каким бы незначительным оно