этого правительство — Аюнтамьенто, я имею в виду — послало много труперов с поплавками и всем таким, и еще роту солдат, чтобы прогнать твои войска и помочь гвардейцам в Аламбрере.

— Три роты солдат, — сказал Шелк, — и Вторую бригаду гвардии. Во всяком случае, так мне сказали.

Раковина слегка поклонился:

— Я уверен, что твоя информация более точна, чем моя, патера. Они с некоторым трудом прошли через город, даже с солдатами и поплавками, хотя не с таким большим трудом, как ожидали. Ты знаешь об этом?

Шелк перекатил голову из стороны в сторону.

— Так и было. Люди кидали всякие вещи. Один гвардеец сказал мне, что получил по лбу горшком с помоями, брошенным с четвертого этажа. — Раковина рискнул смущенно засмеяться. — Можешь себе представить? Хотел бы я знать, что сделают люди, которые там живут, сегодня ночью? Но серьезного сопротивления не было, если ты понимаешь, что я имею в виду. Они ожидали баррикад на улицах, но не было ничего такого. Они прошли через весь город и остановились перед воротами Аламбреры. Предполагалось, что труперы войдут внутрь, а солдаты обыщут здания на Тюремной улице.

Шелк разрешил глазам закрыться и представил себе колонну, о которой ему рассказал монитор из стекла майтеры Роза.

— И вот тогда, — Раковина сделал паузу для большего эффекта, — сама генерал Мята атаковала их, скача, как бес, по Тюремной улице на огромном белом жеребце. С другой стороны, как ты понимаешь. Со стороны рынка.

Шелк, удивленный, открыл глаза.

— Генерал Мята?

— Так они ее зовут. Ну, мятежники… твои люди, я имею в виду.

Раковина прочистил горло:

— Бойцы, верные кальде. Тебе.

— Ты не обидел меня, патера.

— Они называют ее генерал Мята, и у нее есть азот. Только представь себе! Этим азотом она разнесла на куски все поплавки гвардейцев. Трупер, с которым я разговаривал, был водителем одного из них и видел все. Ты знаешь, как выглядят поплавки гвардейцев изнутри, патера?

— Сегодня утром я ехал на одном из них. — Шелк опять закрыл глаза, стараясь вспомнить. — Я ехал внутри, пока не прекратился дождь. Потом я ехал снаружи, сидя на… На такой круглой части, на которой стоит жужжалка. Внутри было тесно и совсем неудобно, и еще мы везли тела — но все равно лучше, чем сидеть под дождем.

Раковина энергично кивнул, с радостью соглашаясь:

— Там два человека и офицер. Один из людей — водитель, управляет поплавком. Именно с ним я и разговаривал. Офицер, конечно, командует. Он сидит за водителем, и для него есть стекло, хотя некоторые из них уже не работают. Офицер может стрелять из жужжалки, которая направлена вперед. Есть еще один человек, стрелок, который управляет той круглой штукой, на которой ты сидел. Она называется турель.

— Точно. Сейчас я вспомнил.

— Азот генерала Мята разрезал их поплавок, убил офицера и остановил одну из турбин. Так сказал водитель. Мне кажется, что, если азот может такое делать, он мог бы легко прорезать ворота Аламбреры и убить всех внутри, но водитель сказал, что не может. Ворота, сказал он, сделаны из стали в три пальца толщиной, а броня поплавка — из алюминия, чтобы он мог больше нести. Он вообще бы не мог летать, сказал водитель, если бы был сделан из железа или стали.

— Понимаю. Я этого не знал.

— За генералом Мята последовала кавалерия. Целый отряд. Я спросил, сколько их было, и он сказал — человек сто, если не больше. У них были иглометы, мечи и всякие штуки. Его поплавок упал на бок, и он сумел выбраться через люк. Стрелок уже убежал, сказал он, офицер был убит, и как только он сам выбрался, кто-то проехал по нему и сломал ему руку. Вот почему он оказался здесь, и, если бы не милость богов, его бы убили. Когда он встал на ноги, бунтовщики… я имею в виду…

— Я знаю, что ты имеешь в виду, патера. Продолжай, пожалуйста.

— Они были вокруг него. Он сказал, что хотел было забраться обратно в поплавок, но тот начал гореть, и он знал, что, если огонь не потушить, весь их боезапас — патроны для пулемета — взорвется. У него не было доспехов, как у труперов, только шлем, так что он снял его и отбросил в сторону, поэтому большинство твоих людей подумали, что он — один из них. Он сказал, что мечи иногда прорезают человеческие доспехи. Они из полимеров, ты знаешь это, патера? Иногда они серебрят их, частные стражники и прочие, как серебрят заднюю часть зеркала стекольщики. Но под слоем серебра все равно полимеры, у труперов они окрашены в зеленый цвет, как у солдат.

— Но иглу такие доспехи остановят, верно?

Раковина энергично кивнул:

— По большей части. Практически всегда. Но иногда игла может пройти через отверстие в забрале в глаз или в рот. Если так происходит, человек обычно погибает, так они говорят. И иногда меч тоже может прорезать доспехи, если это большой тяжелый меч в руках сильного человека. Или удар может расколоть грудную пластину. Многие из твоих людей имели топоры и небольшие топорики. Которыми рубят дрова. А у некоторых были дубины с шипами. Большая дубина может сбить с ног трупера в полной броне, и, если на ней есть шип, шип пробьет доспехи. — Раковина на мгновение замолчал и вдохнул воздух. — Но солдаты совсем другие. У них металлическая кожа, металл во всех местах. Даже пуля из карабина иногда отскакивает от них, и никто не может убить или ранить солдата дубинкой или иглометом.

«Я знаю, — сказал Шелк, — я однажды стрелял в него, — и только потом сообразил, что сказал это про себя. — Я как бедная Мамелта, — подумал он, — я должен вспомнить, как говорить и дышать, пока я двигаю губами и языком».

— Один человек рассказал мне, что видел, как двое пытались забрать у солдата карабин. Они оба схватились за него, но солдат просто поднял их обоих и отшвырнул в сторону. Это рассказал не водитель, а женщина, одна из твоих людей, патера. У нее была скалка, она встала позади солдата и ударила его, но он как раз стряхнул с себя двоих, ударил ее прикладом карабина и сломал ей плечо. Многие из твоих людей добыли карабины у труперов и стреляли из них по солдатам. Кто-то выстрелил в того, с которым она сражалась. Только поэтому он и не убил ее, сказала она. Но и солдаты перестреляли многих из них, а потом погнали по Сырной улице и по другим. Она