Леша втыкает в меня новый взгляд, в котором теперь читаются сомнения. Надо еще чуть поднажать.

— Все под мою ответственность, Леш, — подталкиваю его к нужному решению. — Я выгорожу тебя. Скажу, что Мальцев мне шепнул.

— Не ври, Малёк не знает, — мрачно поправляет Леша. — Я тебя отвезу. Если ты сможешь его вернуть в строй, всем будет проще.

Леша довозит меня до одной из четырех красивых стел на Пионерской, которые стоят на площади Мациевича. Я была здесь, и они мне запомнились Относительно новый дом, построенный, правда, когда меня не было даже в проекте. Машина тормозит у единственного подъезда самой ближней к проспекту высотки. Леша сообщает мне код дверного замка и номер квартиры. Квартира оказывается на самом верхнем этаже.

Поднимаюсь туда — пентхаус. На лестничной клетке всего две квартиры из положенных по плану эвакуации шести. Нажимаю на педальку звонка — за дверью раздается перезвон колокольчиков. И больше ничего. Тишина. Даже шагов нет. А вдруг с Игорем что-то случилось? Вдруг ему нужна помощь?

Звоню еще раз. Снова ноль реакции.

Тогда принимаюсь стучать в металлическое полотно руками. Наклоняюсь к дверному замку и отчетливо произношу туда, что это Эльвира, и я не уйду.

Так проходит минут пятнадцать. У меня уже болит ладонь. Но я пока не хочу сдаваться. Леша должен дожидаться меня внизу, но я не готова вот так уехать. Слишком рано. Я использовала не все способы.

Разворачиваюсь спиной и стучу в дверь уже каблуком. Злюсь и нервничаю все сильнее. Можно, наверное, вызвать МЧС, но у меня даже паспорта с собой нет, не говоря уже о том, что мне нечем обосновывать свое желание проникнуть в чужую квартиру.

Поворачиваюсь, кричу через дверь, что не уйду, и за спиной вдруг раздается раздраженный мужской голос:

— Еще чуть-чуть, и ты правда отсюда не уйдешь!

49

Оборачиваюсь почти в прыжке. Становится жутко. Кому-то, видимо, надоело слушать шум, который я создаю. Черт, вот же попала!

Мужик, вышедший из квартиры напротив, меня пугает до мурашек. Огромный, бородатый, страшный, со шрамом на щеке и татуировкой, которая тянет свои черные щупальца по его шее из ворота светлой мятой футболки и по рукам из-под рукавов.

— Ты чего устроила, дура? — амбал надвигается грозовой тучей. Чувство, что он сейчас разок меня стукнет, на том моя жизнь и закончится. — Не видишь, человека дома нет? Совсем с головой не дружишь? Орешь тут уже полчаса!

Хочется возмутиться, что и двадцати минут не прошло, но я понимаю, что время тут как раз играет последнюю роль.

Я пячусь от угрожающего мужика, пока не сталкиваюсь со стеной. Путь к лифту отрезан. В душе клубится паника.

— Чего притихла, коза? — продолжает распаляться звероподобный мужик. — Давай, иди еще подубась в дверь! Может, тогда мой сосед наконец материализуется из воздуха?

Складываю влажные ладони вместе и открываю рот, чтобы попросить прощения, как вдруг с громкими проворотами замка дверь квартиры Игоря открывается. На лестничную площадку выходит сам Игорь. В брюках и рубашке, но явно заметно, что он их все это время не снимал.

— Я дома, Валентин, просто спал, — рычит он со слабо сдерживаемой агрессией в голосе. — Оставь девочку в покое. Как я понял, ты чем-то недоволен?

Бугай мгновенно сдувается. Опускает плечи. А я проскальзываю в квартиру Игоря, стараясь не отлипать от стены. Выдыхаю, оказавшись в безопасной, хоть и темной просторной прихожей.

— Не, Игорь, все в порядке, — за спиной раздается бубнеж здоровяка. — Подумал, какая-то полоумная фанатка твоя… Мало ли. Извини.

— Вопрос исчерпан? — слышится строгий голос Игоря, хотя я смутно улавливаю в нем усталые нотки.

— Да-да, — амбал говорит уже чуть тише. Видимо, отправляется к своей двери.

— Бывай, — бросает Игорь и заходит в квартиру. Закрывает за собой дверь. Обращается уже ко мне, прожигая меня негодующим взглядом: — Зачем ты приехала? Кто позволил тебе сюда являться?

— Я сама, — отвечаю, собрав все свое мужество.

Понятно, что он недоволен вторжением, но это больше нужно ему, чем мне.

— А ты не подумала, что я специально не сообщал тебе адрес этого места, чтобы таких ситуаций не происходило? — тон Игоря сквозит язвительностью.

Он проходит вглубь полутемной квартиры — свет проникает только через окна дальних комнат, но даже так заметно, какой здесь беспорядок. Наверняка квартиру должна убирать специально нанятая горничная, но прячась тут, Игорь ее не пускает.

Следую за ним в… гостиную, судя по обстановке. Рассеянный ночной свет облизывает кожаные кресла и диван. На стене большая плазма поблескивает отраженным светом луны. Рядом с низким столом посреди комнаты валяются несколько пустых бутылок из-под коньяка.

Так и не включив свет, Игорь опускается в кресло, берет с нижней полки стола очередную початую бутылку коньяка и, одним пальцем открутив крышку, прикладывается к горлышку. Делает большой глоток и, чуть морща лицо, отставляет бутылку на столешницу. Если верить тому, что он только что сказал соседу, он спал и, проснувшись, принимается бухать? Вряд ли он сможет приехать на кремацию в таком состоянии.

— Тебе следует уйти, — он откидывает голову на спинку кресла и закрывает глаза. Похоже, испытывает боль. — Я сейчас не лучший собеседник. Тебе не понравится что ты увидишь.

— Да плевать мне на то, что я увижу иди не увижу, Игорь! — во мне борются отчаяние и гнев на его непробиваемость. — Я приехала тебя поддержать и не убегу, что бы ни случилось.

Обращение на «ты» вырывается само, и я только потом соображаю, что сказала. Игорь открывает глаза и пронзает меня недоверчивым взглядом. Даже в вечернем полумраке я отчетливо вижу в глазах удивление, смешанное с неверием.

— Ты разве не видишь, Эльвира? — он показывает на бутылку и окидывает взглядом кладбище ее предшественниц. — Поверь, ты не хочешь находиться рядом со мной таким.

Делаю пару шагов к Игорю и опускаюсь на мягкий ковер рядом с его креслом. Снизу заглядываю в печальные глаза.

— Ошибаешься, я хочу быть рядом с тобой любым. Мне не за что относиться к тебе хуже, — вкладываю во фразу все свое тепло, которое к нему испытываю. — Хоть ты и видишь во мне призрак ушедшей жены.

Игорь кривит лицо в пренебрежительной гримасе.

— А ты от пафоса не лопнешь, Эльвира? — в голос пробивается рык. — Мне нахрен не сдались твои жертвы!

Колет. Больно. Растопырил иглы, стал как дикобраз. В желудке яростно печет от обиды. Я к нему с душой, а он мне про жертвы. Обесценивает мой порыв. Или его просто