в горле, когда Люк увидел, как помещение растеклось перед ним, словно краски по сырому полотну. Он будто оказался в вязком кошмаре, который мучил повальным безумием и не позволял проснуться, затягивая в самую трясину.

Люк исказил пространство. Это был его первый опыт создания иллюзии.

Сопровождаемый скрипом ступеней, Огастес поднялся на чердак. Намереваясь обыденно сесть за рабочий стол с чашкой чая, он совершенно не ожидал обнаружить вместо повседневной обстановки сияющий во мраке дивный Млечный Путь.

– Потрясающая реалистичность, – вглядываясь в иллюзорную галактическую спираль, пробормотал Огастес. – Как тебе удалось?

Люциус развернул в ответ иллюстрацию одной из множества книг. Воспроизведение объемной копии стоило ему непомерных усилий. Это был вопрос не столько увлеченности и испытания навыка, сколько личного упрямства в достижении задуманного. Некоторое время Люк даже довольствовался результатом, пока не вернулся к реальности: он был сбит с истинных стремлений.

– Гляжу, ты делаешь успехи в раскрытии потенциала, – Огастес прошел сквозь выдающийся необычайной живостью мираж, чтобы занять привычное место.

– Это не то, чего я хотел.

Иллюзия моментально развеялась.

С разочарованием на сердце Люк взглянул на себя в зеркало, чтобы убедиться в том, как жалко выглядел в тот момент. Может, и скачок его был иллюзией? И Огастес? И даже этот проклятый тесный чердак!

Вспоминая резкие высказывания Джеймса, Люк находил их правдивыми: единственное предназначение Люциуса – быть красивой безделушкой Лоркана. Зеленые глаза сверкнули досадными слезами. Отражение стиснуло кулаки и вдруг… расслабилось. В отрыве от своего хозяина лицо зазеркального Люка наполнилось сочувствием и протянуло руку, безмолвно подзывая к себе. Одна часть демона сопротивлялась наваждению, другая – требовала поддаться. Люк робко коснулся отражения и ощутил удивительную упругость поверхности. Возникшие под пальцами круги плавно выровнялись, как на воде.

– Друг мой, ничто не дается с первого раза… – начал было говорить Огастес, но не смог завершить мысль, увидев какой фокус Люк проделывал у него за спиной.

Люциус сделал шаг вперед, на манящий зов отражения, и окунулся во тьму, точно в прохладную озерную гладь. Что-то влекло его разум, обещая дать ответы.

Пустота. Воспоминания об этих ощущениях, вернее, их полном отсутствии настигли практически мгновенно: падение Люциуса из «Барнадетт» обернулось тем же черным вакуумом без света, без звуков, без плоскостей и направлений. И теперь он вновь предстал перед лицом небытия. Куда ему следовать без ориентиров? Где искать выход в бесконечном ничто?

Под ним не было тверди, ноги ступали по воздуху. Люк двигался под руководством наития с верой, что тьма не позволит ему пропасть. Он сам, его отражение или что бы то ни было в самом деле, не даст кануть в вечность. Но чем дольше Люк предавался безрезультатному похождению, тем быстрее надежда покидала его. Тщетность усилий навевала панику. Неужели все, что теперь осталось ему, бесследно исчезнуть? Быть погребенным заживо в пустоте?

Готовый поддаться отчаянью, Люк замер на месте. Его внезапно застало врасплох чувство, которое он уже успел похоронить, – легкое дуновение, ласкающее кожу. Довериться чему-то столь желанному непросто, но в безграничной тьме иного выбора не представилось. Если Люциуса ждала смерть, пусть она будет быстрой.

Воспрянув духом, он сбросил с себя скованность и поспешил за ветром. Дуновение перерастало в порыв, становясь все сильнее, а шаг Люциуса из неуверенного превратился в стремительный бег. Он мчался к сиянию, зиявшему впереди. Он мечтал глотнуть морозного воздуха.

Желтый свет лампы с непривычки опалил глаза. Под ботинками раздался стук о пол, и это был самый восхитительный звук, тронувший слух Люка. Обретя зрение, он наконец смог осмотреться и обнаружил первый этаж хижины. К горлу подступила тошнота, Люк чувствовал головокружение и слабость. С трудом добредя до дверей, он вышел навстречу ледяному дыханию зимы. Перед Люком стелилась снежная ночь, а лес сливался с чернотой звездного неба. Острый холод забрался под рубашку, пробирая до костей, и заставлял убедиться в реальности своего существования.

Люк впервые увидел хижину снаружи: ничем не примечательный кирпичный домик в два этажа с сизым дымом из печной трубы – но волновала демона вовсе не хижина.

Он взаправду преодолел пространство.

Спустя неделю изнурительных упражнений Люк вовсю мотался с чердака до кухни и обратно сквозь зеркала, минуя обморочные припадки. Иллюзией он научился делить бесконечность на плоскости, чертить очевидные глазу пути, чтобы всегда знать, куда следовать. Пустота подпространства больше не казалась ему враждебной, напротив, она принимала Люциуса гостеприимно, как в родной дом.

Только там Люк чувствовал себя по-настоящему в безопасности. Но неизведанным оставалось еще кое-что – время.

Непостижимость времени удручала. Люк пробовал вообразить себя в будущем, опирался на прошлое, но покидал зазеркалье каждый раз в настоящем. В какой-то момент он нашел свои действия недостаточно осмысленными и замкнулся в поисках чего-то такого неуловимого и значимого, к чему до этого оставался слеп.

Несколько дней он провел в подпространстве, посвятив их только тому, чтобы наедине с собой нащупать связующую нить с временным течением. Люк представлял время как нескончаемый поток прохлады, в котором должен был найти себя. Влиться и подчинить.

Он восстанавливал в памяти вечер, когда очутился в хижине, знакомство с чудиком, увлеченным звездами…

Звезды. Они в самом деле обворожительны.

Потеряв запал от усталости, Люк оставил одинокую тьму позади и вернулся в реальность. Но та ли это была реальность, которую он ожидал? Смущенный и крайне озадаченный происходящим, Люк стоял посреди иллюзии Млечного пути и озирался, будто прежде ничего подобного не встречал.

– Потрясающая реалистичность…

– Как тебе удалось? – в унисон с Огастесом проговорил Люк, будучи все еще не в состоянии поверить в то, что совершил.

Огастес прищурился, и его губы растянулись в загадочной улыбке.

– Считаешь, я не понял, что проживаю это заново?

Люк обескураженно вперился в него.

– У меня есть некоторая особенность, Люциус. Маневры со временем не имеют надо мной силы. Все, что здесь происходит, остается в моей памяти.

– Кто же ты, черт возьми, такой?

– Может, дьявол, а может, непонятый бог смерти или еще кто похуже… Для тебя – друг, и это все, что нужно знать.

Люк воспринял его загадочную речь как глупую попытку набить себе цену, да и существовал более насущный интерес, чем истинная ипостась Огастеса.

– Я правда смог вернуться назад?

– Как видишь, – развел руками Огастес, не прекращая сиять улыбкой.

И в тот момент лицо Люциуса расцвело почти детской радостью.

– Что ты можешь сказать о параллельных вселенных?

Огастес оторвался от чашки с чаем.

– О параллельных мирах писали еще до нашей эры, – кивнул он на книги, – но тебя интересуют не математические гипотезы, я