бы, не оценит по достоинству его гениальность, впал в холодное негодование.

– В одобрении я не нуждаюсь, – процедил он сквозь зубы. – В кои-то веки я могу принять решение сам.

На этом Люк закрыл глаза и всей душой обратился к временному потоку. В застланном злобой сознании он с трудом находил точку прибытия, путался в истории и совсем сбился с цели. Постарался сосредоточиться на окружении прошлого: Джеймсе, Ричарде, Грее – на Лоркане, в конце концов. Слепой ужас захлестнул Люциуса, когда он ощутил себя безвозвратно потерянным. Мысли панически разбежались из головы, а тело вдруг охватили волны пронзительной рези. Подобно сотне ножей они неистово впивались в демона, принуждая остановить путешествие, но, обезумев от страха и боли, он не мог вспомнить даже себя самого.

А между тем боль нарастала по мере того, как Люциус перемещался.

Невозможно выразить весь сумбур, происходящий в тот момент с Люком. Сожалея о том, что не погиб раньше, он горел в адской агонии и не мог думать ни о чем, кроме как о наступлении покоя. К счастью, терзания были не вечны. Боль отступила, оставив призрачные отголоски по всему телу, короткая тишина начала обрастать звуками города.

Приходя в чувство от последствий неосторожности, Люк опомнился посреди дороги. Место, где он оказался, вспоминалось с трудом то ли из-за пережитой неразберихи, то ли от внезапно побледневшей памяти. Осматриваясь по сторонам, он заметил Грея, увлеченного черным автомобилем с покатой крышей, узнал здание журнальной редакции, и выпустил из груди облегченный вздох. Какой бы год ни значится в календаре, Люк укротил время, вопреки предупреждению Огастеса.

Даже если это едва не стоило жизни.

Оглушительный сигнал автомобиля спугнул недолгую радость. Грей резко вскинул голову на звук и изменился в лице. Что-то за спиной Люка заставило его сбросить привычную хмурость. Раздался визг тормозов, предшествующий мощному толчку, – тело Люциуса безвольно кинуло вперед, и мощный удар о землю обратил мир в непроглядную тьму.

Необъяснимое впечатление, что минули годы, прежде чем Люк очнулся, явилось быстрее мысли.

Затем он отчетливо ощутил, что весь состоит из ноющей боли.

Едва справившись с тяжестью век, наконец-то он вырвался из влекущего в беспамятство полусна.

Свет за окном напоминал дневной. Солнечные лучи пробивались сквозь занавески, разгоняя унылую серость комнаты. Повернув на подушке тяжелую голову, Люк изнеможенно обвел помещение взглядом и мало-помалу догадался, что находится в доме Лоркана. Из груди вырвался сдавленный стон. Обессиленный потерей крови и обморочным состоянием, он даже не пытался вспомнить, как оказался в постели с капельницей в вене.

Матерная брань Джеймса донеслась до ушей раньше, чем на глаза появился сам Джеймс.

– Тебе даже элементарного доверить нельзя! Смотаться за сигаретами стало непосильной задачей? Лоркан из-за тебя мне чуть башку не снес!..

– Уймись, – грозно осадил его Грей.

– Бестолочь, – гневно сверкнув глазами, Джеймс вышел из комнаты. Похоже, чтобы отговорить Лоркана от обезглавливания.

– Как чувствуешь себя? – Грей склонился над Люком. – Кружит?

Люк снова испустил стон, дав знать, что не в состоянии отвечать на вопросы.

– Что из последнего помнишь? – не собираясь потакать капризу, Грей твердой рукой раскрыл его веки и посветил фонариком в глаза, вызывая в голове еще большую резь.

Люк предпринял попытку вернуться мыслью к событиям, предшествующим этой минуте, но, к своему замешательству, обнаружил в памяти лишь пугающую пустоту. Ненавистное чувство тревоги поднялось в его душе. Казалось, будто кто-то обратил значимый отрезок жизни Люциуса Страйдера в пепел, лишь бы сохранить в тайне.

Грей все понял по безотчетному испугу на его лице и угрюмо подвел итог:

– Хорошо по голове дало.

В комнату ворвался Лоркан, и Грей отпрянул от Люциуса, словно нахождение рядом так близко было чем-то запретным. Лоркан сел на край постели, и пальцы его тут же легли на черные кудри фамильяра, как если бы их притянуло магнитом. Люк не обращал внимания на назойливость покровителя, ведь оставалось то, что волновало его сильнее ухаживаний.

Отсутствие в памяти чего-то важного.

Люк начинал сначала. Подолгу смотрясь в зеркало, он намеревался уловить, что было упущено. Что о себе он не знал? Что пряталось за его внешним обаянием?

Однажды отражение ответило ему. Он заново изучал способности под руководством знающего нутра. Его отчего-то тянуло к латыни.

Собирая самого себя по кускам, Люк становился увереннее. Он вернулся в «Барнадетт». Подолгу экспериментировал со временем, заново учился заглядывать в прошлое и будущее. Заново принял решение одолеть Лоркана. Мотался во временных петлях, урывками вспоминая план, бывало, сомневался в том, что делал.

Он опирался на смутное ключевое событие, только потому что иной опоры не было. Люк верил, что часто повторяющийся образ скалистого утеса – ключ к их выживанию, и не ошибся.

Предыдущий акт он закончил сам, бросившись с Лорканом в морскую пучину. А теперь, одиноко гуляя в парке аттракционов с уже ясной памятью, жалел о том, что до неудачного прыжка во времени был определенно способен на большее. Что-то повредилось в его голове, наложило ограничения на навык, который, вероятно, прежде границ не имел.

У решений есть последствия – и не всегда поправимые.

Глава 25. Последняя схватка

Они ехали в полном молчании. Подавленность компании как-то не слишком воодушевляла Джеймса на подвиги – все надели на лица угрюмость, указывающую лишь на готовность дружно оказаться в братской могиле. Возможно, сказывалось отсутствие искры воинственного настроения, что смогла бы зажечь сердца предвкушением скорой победы, однако никому не доставало духа высечь ее.

Джеймс вел машину, поглядывая в зеркало заднего вида, и все больше погружался мрачное состояние, наблюдая за Греем, отравленным необходимостью прибегнуть к «касанию»; за Каем, в отрешенных раздумьях собиравшим пистолет выверенными, практически механическими движениями. Любопытно, откуда опыт…

Интерес угас, стоило бросить взгляд направо от себя. С выражением смертельной скуки Нина смотрела в окно, не уделяя внимания своему воздыхателю. Их поцелуй и то, как Нина встретила этот своеобразный жест примирения, оставил в душе едкий осадок и желание объясниться. Но рядом с девушкой Джеймс ощущал скованность прошлым – удивительно, как ему вообще хватило храбрости проявить себя.

– Каковы шансы, что мы видим друг друга не в последний раз?

Нина повернулась к нему, непонимающе хлопая глазами.

– Нас всего четверо против дьявола, – пояснил Джеймс.

– Однажды мы уже справились.

Он глубоко вздохнул, будто тем самым высказав недовольство собой, ведь определенно не слова тревоги рвались из него в ту минуту. Найдя мужество отринуть самообман, Джеймс вдруг произнес то, что давно держал на сердце