– Если я начну путешествовать во времени, не создам ли альтернативную вселенную, где жизнь будет идти иначе?

– Это слишком громко сказано. Разве ты нашел альтернативную версию себя? – Огастес с интересом приподнял бровь.

– Нет.

– Вот и ответ на твой вопрос. Ты возвращаешь мир в прежнее состояние, избегая временных парадоксов. Видишь мир, как черновик, – Огастес сложил руки на груди и приглушенно добавил, – отличная возможность все исправить.

«Исправить?» – внутренне переспросил Люк, цепляясь за мысль. В отнимающем все силы обучении он не задумывался о том, как именно мог применить свои способности.

– Если бы ты был в состоянии исправить прошлое, что именно изменил бы?

Огастес бросил ничего толком не выражающий взгляд на музыкальную шкатулку, и негромко проронил:

– Чаще говорил бы о чувствах.

Сколь бы его слова ни были искренними, Люциусу такой ответ не понравился. Демон впился в Огастеса глазами и уколол с недоброй насмешкой:

– Как-то мелочно для такого грандиозного шанса.

– Очевидно, ты всегда был одинок.

Сказанное Огастесом задело за живое. Одиночество преследовало Люка с самого рождения: сиротский приют, неприветливые улицы, компания скептически настроенных фамильяров. Чертовски жестокая правда сковала сердце демона. Озвученная со стороны, она ранила особенно сильно, и хоть не несла в себе злого умысла, напрочь лишила Люциуса сна.

Лежа в постели, он думал о том, как изменилась бы его жизнь, свяжи он ее со спутницей. Возможно, эти размышления даже имели бы смысл, не будь единственная приятная ему девушка мертва.

Люк не проявлял к Нине внимания больше необходимого для племянницы хозяйки «Барнадетт», но был рад лицезреть каждый день ее милые черты. Нина отличалась немногословностью, флегматичным темпераментом и при всем этом знала себе цену. Любопытно, что, живя под одной крышей с Люциусом – мужчиной неземной красоты, она не смотрела на него хмельным от очарования взглядом, не дышала плотским вожделением, не ждала благосклонности. Люк был уверен, что у всех есть предел прочности, и возьми он инициативу в свои руки, даже Нина не смогла бы устоять перед его притягательностью.

Вот только хотел ли он сам в своей власти очередную поклонницу, околдованную его безупречной наружностью?

Люк не заметил, как мысль плавно перетекла в мечты о Нине. Что, если вернуться назад, укрыться с ней от всех вне пространства и времени? Нарисовать иллюзию идеального мира и остаться в нем навсегда? Может быть, тогда Люциус был бы счастлив?

Он грезил яркими образами о ласковых прикосновениях и трогательных поцелуях. Пытался представить чувства, что должны были родиться в нежной любви, но они ускользали от него, стоило подобраться слишком близко. Тогда Люк начал представлять картины более интимного характера, чтобы хоть как-нибудь зажечь мертвую душу огнем. Поцелуи становились все пламеннее, дыхание более прерывистым. И вот он уже подминал под себя обнаженное тело в волнующей близости. Только так фантазия удовлетворила его неуемное влечение к девушке, которую он не удосужился узнать раннее.

Остудив разгоряченную воображением голову, Люциус смог погрузиться в сон. Но ночь не принесла покоя. Бессвязные видения били его, как в лихорадке, – Люк дрожал и бредил событиями, которые не находили места в его жизни. Статуя девы у «Барнадетт» сменялась мрачным лицом Лоркана. В полный голос дьявол кричал что-то совершенно нечленораздельное, и зов его звучал требовательно.

Он открывал утраченный во времени разлом между мирами.

Люк проснулся в поту от жара и сновидений. Три дня изнемогая от высокой температуры, он в абсолютном беспамятстве бормотал бессвязные вещи: поместье, дьявол, рыцарь ада, бесконечность.

Лишь излечившись под тщательной опекой Огастеса, Люк позже смог расшифровать свои слова.

Он видел будущее.

Зеленые глаза Люка горели верой в обретенные силы. Свое пребывание в хижине он считал оконченным. Теперь им двигала идея построить будущее, которое для своего свершения требовало исправлений ошибок прошлого.

С легким недоумением в лице Огастес наблюдал за суетливыми движениями Люка, очевидно, ожидая, что тот соизволит объяснить свое решение уйти, но Люк не собирался тратить время на прощания. Вместо этого он резко остановил судорожные метания по комнате и повернулся к Огастесу с вопросом:

– Что представляют собой разломы между мирами? Что там, за ними?

– Условный коридор из других разломов. За каждым стоит проводник, призванный помогать гостям.

Информация была новой, но как будто и не стала поразительным открытием, ведь Люк уже сталкивался с семьей проводников, привязанной к запертому порталу возле «Барнадетт».

– Могут ли дьяволы вскрывать запечатанные разломы?

– Смотря о каком разломе речь.

– Века четырнадцатого, может, тринадцатого.

– Довольно древний. Мало кто с ним справится.

– Ты бы справился?

– Не думаю. Силы мои уже не те.

– А Лоркан Элфорд? – Люциус искал подтверждение своим видениям.

– Лоркан? Вполне возможно. А в чем дело?

– У меня появился шанс навсегда избавиться от него.

Огастес покачал головой с нескрываемым недоверием.

– Дьявола не убить, мы не люди из плоти и крови. Мы не то, чем кажемся.

– Убить – нет. Зато можно затащить в разлом, запереть в одном из множества миров, где нет проводников. Нет вообще ничего. В мир, которого нет. В иллюзорный мир, – с каждой произнесенной фразой Люциус всем своим существом воодушевлялся задумкой.

– Твоему воображению можно только позавидовать.

Ирония в голосе Огастеса разгневала Люка. Как можно было потешаться над такими монументальными планами? Над могуществом, что могло претворить их, и над воплощением этого могущества в лице Люциуса? Он больше не был пустышкой, которую можно легко обидеть. Он был лучше всех, кого знал, и имел право требовать уважения.

– Я знаю, когда Лоркан распечатает разлом, – с раздражением ответил Люк. – Это мой шанс сбросить его, но все получится, только если произойдет определенный ряд событий.

– И что же это за ряд?

– Все должны выжить. Нина должна выжить, чтобы… оказаться в ключевом событии.

– Выжить, чтобы умереть, – кивнул Огастес якобы с пониманием. – И как это поможет?

– Возродившись, Лоркан останется в Порт-Рее.

– Звучит амбициозно, молодой человек, – подвел итог Огастес. – Предположим, ты владеешь иллюзией, худо-бедно перемещаешься в пространстве. Но такой скачок назад тебе не осилить.

– Я научился всему, чему должен был! – окончательно рассердился Люк. – Сколько еще мне прятаться? Когда Лоркан доберется сюда, не рассчитывай на пощаду!

– В тебе говорит нетерпение проявить себя.

– Или желание сделать все, чтобы стать свободным.

Огастес поднял ладони, сдаваясь.

– Мне не остановить тебя, Люк, но, если хочешь знать, я не одобряю скоропалительных действий.

Его тон звучал так снисходительно, будто идея Люциуса воспринималась им не более чем помешательство, которым стоило переболеть и отпустить. Именно так оценил речь Огастеса Люк, и рассудив, что бес, дьявол, бог, или кем бы он ни