class="p1">Одна чайка преследует орлана, непрерывно атакует его, заходя сзади…

Минут через пять, всё-также тяжело и ритмично взмахивая крыльями, орлан над устьем проходит береговую черту, в направлении долины Тятиной. Теперь, в бинокль, мне видно, что в когтях он несёт добычу. Это – какая-то птица. При каждом взмахе крыльев орлана, у неё болтается, безжизненно свисающее вниз, крыло. Оно – серое, узкое, коленчато-согнутое.

– Это – не утка! Насколько я понимаю, такие узкие крылья – у буревестников! – прикидываю я, – Значит, вдоль наших островов, сейчас, идёт пролёт буревестников! И орланья добыча – брак этого пролёта. Ведь, орлан птицу в воздухе – не бьёт.

– Ну! – кивает Казанцев, – Санитар природы, падальщик.

Я набираю в лёгкие побольше воздуха и замираю, чтобы не тряслось поле моёго бинокля. Я напряжённо всматриваюсь в линию горизонта…

– Так оно и есть, Серёж! – через минуту, загораюсь я, – Пролёт буревестников идёт!

В поле моего бинокля, линия горизонта едва уловимо мельтешит чёрной мошкарой множества птиц. Там, далеко в океане, змеёй переливается, извивается узкая и бесконечная лента из множества буревестников! Птицы летят с юга на север.

– Вот, отлично! – радуюсь я, – Нужно записать, что идёт пролёт буревестников!..

Я быстро возвращаю поле бинокля на уходящего орлана.

– А орлан-то – наш, Тятинский!

Мне, в бинокль, уже крупным планом видна его, так знакомая нам, пепельно-белая голова, шея и чисто-белый хвост. Я веду биноклем орлана, пока тот не скрывается в направлении своего гнезда, что в буреломе на Тятиной…

Через полчаса мы приходим домой, в наш Тятинский дом…

Но, какой сейчас, отдых! Такое! Творится вокруг!.. Быстрые сборы – и мы торопливо вываливаемся из тамбура нашего дома. Времени, у нас, совсем мало – скоро наступят сумерки.

Мы, снова напрямую от дома, вываливаемся на берег:

Вместо извечной первой волны – прямо на песок берега, из океана выдавлена высокая баррикада толстенных льдин! Это целые айсберги, как дом!.. Удивительно! Мы шагаем на восток, в направлении Ночки…

Мы шагаем по песку морского пляжа, вернее – по оставшимся разрывам между выдавленным на берег льдинами. По песочку, от нас резво разбегаются стайки чёрно-белых птичек.

– Тир-ли-линь! Тир-ли-линь! – звонко перекликаются они.

– Камчатские трясогузки! – радуюсь я, – Мне Дыхан о них, много чего рассказывал! Сейчас – пора их массового пролёта…

Бакланий камень, около устья Ночки, со всех сторон зажат безбрежным полем ледяных торосов!

– Хм! Бакланий камень – стоит среди льда! – киваю я.

– Ну! Какая необычная картина…

Камень стал чёрным от облепивших его бакланов! Все птицы устало спят, спрятав голову под крыло. На нас, проходящих по колеям заросшей дороги в нескольких метрах выше песчаного пляжа, никто не обращает внимания вообще!

– Всегда – такие осторожные! – удивляется Сергей, – Не подойдёшь! А, сегодня…

– Бедные! – жалею я птиц, – Как вас укатала погода!

Не делая резких движений, мы, как две статуи, молча проходим по своим колеям мимо. Когда мы отходим метров на пятьдесят, я оглядываюсь – бакланы так и остаются сидеть, на своём камне!

– Удивительно! – качаю я головой.

В редких полыньях чистой воды, чёрными шарами торчат головы нерп. Поставив носы вертикально, тюлени нюхают воздух, ловят запахи близкого берега…

Вот и Ночка. Программа нашей экскурсии выполнена. Повертевшись перед устьем речушки, мы разворачиваемся и спешим в обратную сторону, домой…

Наконец – и порог нашего дома! Мы торопливо растапливаем печку. Нужно скорее сварить поесть. Мы – голодные! Целый день, как всегда, не ели…

На столе, перед окном, орёт радиоприемник «Океан». Его привёз с собой Казанцев. В отличие от маленьких транзисторов, Океан – большой, в деревянном корпусе. Он качественно ловит волну, экономно работает на круглых батарейках и имеет большие динамики. Что ни говори, а всё-таки, человек – существо социальное, для нашей лесной пары так важен этот поток новостей, музыки и просто человеческого трёпа…

К сумеркам, перед нашим домом появляется лисица!

– О! Серёж, посмотри! – зову я Казанцева, – Лиска пришла!

Мы прилипаем к окну. Окна, в нашем доме, большие…

Интересно, что лисица крутится прямо перед окном. И совершенно не стесняется орущего во весь голос, Казанцевского Океана.

– Не боится! – удивляюсь я, – Ни запаха дыма, ни человеческого запаха, ничего! Твой Океан орёт, как бешеный!

– Может, музыка её, как раз и привлекает? – выдвигает неожиданное предположение Сергей.

– Ну-у, – неопределенно тяну я на это, не отрывая глаз от лисицы, – Может и так…

Опустив к земле голову, рыжая гостья меланхолично трусит горбатой рысцой, шагах в пяти перед окном. Пять шагов вправо – пять шагов влево, пять шагов вправо – пять шагов влево…

Интересно, что мы смотрим на неё через окно, а лисица совершенно на это не реагирует! Она сидит перед окном и в упор смотрит на нас…

– Саш! – недоумевает мой напарник, – Она нас что, через стекло не видит? Может, у зверей – как-то зрение не так устроено?

– Ну-уу… Не знаю, – пожимаю я плечами, продолжая сверлить лисицу глазами, – Скорее всего, она нас не воспринимает за стеклом, как живых людей.

Вдруг! Наш интересный научный диспут прерывается, очень даже, не интересно! Лисица бодро подходит к «экрану» нашего «телевизора» и совсем уж неожиданно, вцепившись зубами в кусок ватного матраца, которым мы накануне заткнули огромную щель в стене под окном, что есть сил, рвёт его на себя, упёршись в стену передними лапами!

– Р-раз! Д-два! Т-три!

На мгновение, у нас отваливаются челюсти и мы теряем дар речи. Но, только на мгновение!

– Куда! Блин!

– Стой! Сволочь!

С отчаянными воплями, мы опрометью бросаемся от нашего окна к двери. На улице, фальцетом звонко визжит Казанцев: «Пошла вон! Скотина! Пошла вон!».

– Блин! – ору я – Пошла отсюда!

Отскочившая на десяток шагов прочь, лисица стоит к нам правым боком, чуть приподняв хвост и недоумённо разглядывает нас.

– Что ж, это, делается?! – на всю округу визжит Сергей, – Мы к ней – всей душой! А, она?!. Пошла вон! Пошла вон, говорю!..

Сегодня, мы работаем по долине Тятиной. Зайдя от устья, мы не спеша, шагаем вверх по речке, по просторам речной поймы…

Уже пройдено дупло филинов. Это – километра четыре, от побережья. Дальше – абсолютная зима! Снег лежит ещё повсеместно! Не менее метра толщиной. Нам – смысла нет бороться с этой толщей. Пора закруглять наш маршрут и по другой стороне поймы двигать обратно, в сторону дома. На проталине склона речной террасы, мы натыкаемся на очередную кормёжку очередного медведя. Я опять изучаю медвежьи покопки. Все они – лизихитон. Возле каждой лунки лежит, скушенный зверем, тугой, тёмно-зелёный рулончик листьев этого, полуболотного растения.

Мы трудно переходим полноводный, бурливый перекат речки и выбираемся на другую сторону речной поймы. И сразу, натыкаемся на след крупного медведя! Зверь шёл со стороны вулкана, пересекая поперёк спелый пойменный ивняк. Мы стоим на снежной толще,