Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ловим любопытные взгляды постоянно, но предпочитаю их игнорировать. Зачем? Я уже достаточно оборачивалась на всех в прошлой жизни. Эта же исключительно принадлежит мне. Давид не отходит от меня ни на шаг. Он моя тень. И мне ой как приятно его внимание. Хотя я настолько обнаглела, что принимаю этот факт как должное.
— Дин, едем ко мне. Достаточно повеселились тебе не кажется?
— Я так устала, что может еще и повыделывалась, но сил нет. Едем. Давид, — сжимаю его руку, пока он ведет меня к машине, — я знаю, что ты сегодня из аэропорта приехал ко мне. Поверь, я ценю.
— Я же к тебе ехал, Дин. Ты важнее всего.
Молча сильнее сжимаю кисть. Я правда очень ценю. Как только сама стала заниматься делом, понимаю, как это сорваться с многочасовой сделки, потом лететь, а потом провести весь вечер на ногах.
— Ты лучший, Давид. Теперь ты лучший.
Довольная улыбка скользит по лицу Барского. Он еще раз притягивает и целует. И пока мы нежимся в объятиях, наслаждаемся тишиной и свежим воздухом, вдруг рядом раздается голос.
— Дочка, здравствуй. Вот папка твой приехал, — Самойлов сбрасывает пыльный рюкзак на асфальт. — Я решил к тебе перебраться. Ты же меня не бросишь? Ведь дети должны обеспечить уход за родителями. Тяжело мне жить в деревне, хочу на старости лет человеком себя почувствовать. Ну так что, дочка? Куда садиться-то? Сюда? — показывает на машину Давида. — Только имей в виду, я проголодался. Знаешь, омаров бы попробовать. Всю жизнь мечтал. Чего стоите-то?
Глава 43
Не успеваю Дину обнять, чтобы успокоить. С другого конца стоянки несется Аделина. В ярком свете фонарей кажется разъяренной фурией. С чего вдруг?
— Дина! — орет, как площадная тетка. — Остановись, дрянь!
Ну вот это не пойдет. Какого черта так обращается?
Зверею мгновенно. В гневных вспышках улучаю момент и чуть крепче сжав жену (пусть пока не по документам, это ненадолго), шепчу на пониженных тонах.
— Посиди в машине, Динуль.
Вздрагивает. И я, сука, замираю.
В глазах родной женщины такой беспомощный испуг сквозит, что хочу в тот же миг спрятать ее на своей груди, запихнуть под кожу, только бы не расстраивалась и не слышала, и не видела придурков, что от нее что-то хотят.
— Нет, — вцепляется в лацканы пиджака, — я не хочу.
— Уверена?
Кивает. Что еще от нее было ждать? Только в этот раз я помогу ей выпить чашу до дна. Одна она не останется ни на секунду.
— Аделина, — та осекается, напоровшись на мой взгляд. Встала, как вкопанная. — Не смей обзывать мою женщину. Тебе ясно? И что ты здесь делаешь? Тебя кто-то приглашал?
Доронина отмирает. Ее натуральным образом трясет, будто она в лихорадке тропической. Растрепанная, сжимает кулаки и трясет ими, так и не решившись приблизиться. Отвечаю, если бы меня рядом с женой не было, набросилась бы. Прижимаю сильнее Дину к боку.
— Ах и ты здесь, — шипит, как ведьма, аж щелкает зубами. — Подлый гад! Перетянул-таки на свою сторону компаньона моего мужа. Что, Барский? Больше мы тебе не нужны? Думаешь не знаю, что крутишь за спиной отца?
— Остановись. Теперь кампания полностью принадлежит мне. Отец ничего не решает. Ваша доля у вас на счетах. Разбежались.
— Сволочь! — бросается на меня. Скрюченные длинные ногти пропахивает на щеке борозду. — Убью! — бьется, как ненормальная. Применять силу не хочу, просто держу дуру на расстоянии. — Все равно! Все равно отдашь назад отцу… Я добьюсь!
Зажимаю крепче, пока Аделина не выбивается из сил. Бешенство ее понимаю, но разделить переживания, увольте. Меня не касается, что теперь будет с Дорониными. Если ее муж не идиот, то все же вернет прошлую команду, только что-то мне говорит об обратном.
— Уходи, Аделин.
— А ты, дрянь! — кричит Дине. — Добилась своего? Я тебя по судам затаскаю. Будешь алименты на содержание пожизненно платить!
— Что?! — пораженно выпаливает Дина и стремится выйти из-под моего плеча. — Что ты сказала?
— Подождите! — возмущенный голос найденыша разносится во внезапно наступившей паузе. — Какие алименты? Я ее отец. Натуральный отец! А вы? Какие суды? Я к ней жить приехал. Так что еще посмотрим, кто кого содержать будет. Судя по вашим цацкам не сильно нуждаетесь. Так что…
— Заткнись! — Дина глушит криком папашу. Ее колошматит от возмущения. Мне так жаль, что она стала заложницей идиотской ситуации, что хочется оттащить Аделину и вышвырнуть в темноту, а найденыша просто выбросить за пределы города. Алчные скоты. — Сволочи! Значит так, — втягивает воздух и вышагивает вперед. Я не мешаю, пусть оторвется как следует. — Ты, — тычет на Аделину, — понимаешь, что сломала мне жизнь? Я думала, ты моя мать. Моя мать! И что? Хоть раз задумалась, как мне было, когда сказала, что это не так? Хоть раз? Есть у тебя сердце? Ты вроде растила меня. М? Нет у тебя ничего. Камень внутри!
— Если бы не я, ты была бы в детском доме, — брызжет слюной Доронина.
— О, нет. Тебе нужен был товар, что смогла бы подороже продать, не так?
— А хоть бы и так. По крайней мере у тебя был теплый дом.
— За то спасибо. Но на этом все. Много можно было бы сказать, но не стану.
— Знать бы, что ты неудачный проект, сгнила бы брошенной. Но запомни, отдашь все до евро, что мы в тебя вложили.
Наглость Дорониной выбивает. На что я циничная погань, но до такого не докатился. В целом, если суммировать грехи, то вряд ли побью рекорд недо-матери. Да и не стараюсь. Бог всем судья. Ну как Бог, я частично тоже.
— Как ты смеешь?
— Дина, остановись, — легонько глажу по плечу, — не горячись. Аделина, я настоятельно рекомендую забыть, что сейчас требовала. И еще… — многозначительно смотрю ей в глаза, — пароль «Калифорния».
Доронина бледнеет. Она молча разворачивается и сваливает.
— Давид, что это значит? — дергает меня Дина.
— Не бери в голову, малыш, — целую ее в нос. Она взбудораженная и максимально красивая. Успокаивающе глажу по плечам. — Просто она больше не придет.
Не посвящать же ее в то, что ее приемная мамаша чистит счета и готовится сбежать за границу. Зачем Дине лишние переживания. Эта сумасшедшая