Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо восьмое: Мне не нравится мое имя… (Psychologies, № 58, 2011)
У моего отца была причуда – своих семерых детей он назвал вычурно: Ириней, Карп, Регина, Фрол, Хельга, Рогнеда. Мне некомфортно, «душно» с этим именем, хочу сменить его на что-нибудь попроще. Это решение обидит отца, но, может быть, так у меня наконец появится имя собственное?
Всеслав, 18 лет
Что сказать, Всеслав, – вам 18, и вы активно ищете свое «Я». Свое, а не семейное. На этом фоне уклад вашей семьи, фигуры родителей, их принципы кажутся нелепыми, тесными, ветхими… Но в чем именно вы хотите самоутвердиться? Мне кажется, что любые «игры» с именем – это точь-в-точь как у вашего папы, только со знаком «минус». Понимаете, какая тут ловушка? Вам кажется, что, поменяв имя на «что-то попроще», вы сможете отстоять себя, почувствуете независимость хотя бы в своей семье. Но это не так. Вы не сделаете решительно ничего нового: самоутверждение через позу «у меня все по-другому, не как у вас!» – часть вашего семейного сценария. Принимать гордую, гневную или независимую позу – это, конечно, красиво. Почти так же красиво, как имена в вашей семье. Путь к самостоятельности лежит не здесь. Знаете, некоторые свободолюбивые государства начинают с разведки полезных ископаемых, строительства дорог, образования. А другие с флагов, гербов, парадов и прочей символики. У первых перспективы лучше.
Письмо девятое: Ненавижу здоровый образ жизни! (Psychologies, № 80, 2012)
Я терпеть не могу полезную еду, курю, меня тошнит от фитнеса и пробежек по утрам. В спортзал ходить надо, конечно, но сопротивление испытываю чудовищное. Кто виноват и что делать?
Виктор, 38 лет
Ну, полно, Виктор, – это не здоровый образ жизни вы ненавидите, а назойливые призывы равняться на его поклонников, в особенности самодовольных. Соревнование в том, чей здоровый образ жизни правильней и кто дальше «убежал от инфаркта», – такая же ярмарка тщеславия, как любая другая. Вы же отказываетесь присоединяться к соревнующимся и насмешливо смотрите на любой повышенный интерес к тому, что есть-пить, чем дышать и сколько раз в день медитировать. Получается, что не слишком симпатичные вам люди и явления определяют ваше поведение, – вы отказываетесь сделать для себя что-то хорошее только потому, что это делает кто-то вам неприятный. Вы человек ироничный, и если самочувствие и стрелка домашних весов говорят вам, что пора в спортзал, это хороший повод посмеяться над собственным сопротивлением, собрать в кулак железную волю и проникнуть на территорию здорового образа жизни. Если поначалу будете чувствовать себя неловко, говорите себе, что вы просто изучаете «их нравы». А там, глядишь, и втянетесь: очень уж приятно заметить, что при подъеме по знакомой лестнице больше не пыхтишь, а спина хоть чуть-чуть, но распрямилась.
Письмо десятое: Что мне хотела сказать мама? (Psychologies, № 71, 2012)
Перед смертью она уже не могла говорить и провела пальцем линию по своим губам, по моим, потом по левой руке – там, где пульс. Что она хотела этим сказать? Этот вопрос мучает меня…
К.
Читая ваше письмо, я в подробностях представляю последнее прикосновение вашей мамы – и ни малейшего сомнения в его смысле у меня не возникает. Не знаю, сколько вам лет и помните ли вы это, но еще не так давно существовали жесты, уходящие или почти ушедшие на памяти одного поколения, – скажем, было принято долго махать платком вслед уходящему поезду. Принят был и «воздушный поцелуй»: дотронуться до собственных губ (словно поцеловать собственные пальцы), а потом развернуть их к тому, кому поцелуй адресован. Мы слишком далеко друг от друга сейчас и расстояние увеличивается, но я тебя «целую по воздуху» – такой приблизительный смысл. И прощальный жест вашей мамы похож как раз на этот: вы ее обнимали, она была уже очень слаба, а рука ей еще повиновалась, и она словно говорила: расстояние между нами увеличивается, я ухожу, но целую тебя тем единственным способом, который остался. Но вы сомневаетесь, предполагая другое: благословила, прокляла, пожелала долгой жизни после предстоящей мне операции? Не рискну фантазировать, не имея достаточно оснований. Но в непростых отношениях матери и взрослой дочери всякое бывает: гнев, обида, зависть, попытка подчинить… А перед ушедшими может возникнуть чувство вины, дайте ему улечься и помните, что без него не обходится ни одна утрата. Мне же прощальный жест вашей мамы кажется прекрасным: какая степень близости и простоты!
Письмо одиннадцатое: Я хочу уйти с работы… (Psychologies, № 81, 2013)
Давно хочу уволиться, заняться домашними делами и родить ребенка, но испытываю очень сильное чувство вины: родители меня воспитывали с мыслью, что нельзя «сидеть без дела».
Ольга, 30 лет
Ольга, вы пишете о том, что образ жизни неработающей женщины (даже если у нее растет маленький ребенок) ваши родители и знакомые расценивают как блажь и едва ли не личную деградацию. Вы чувствуете неловкость и стыд за то, что для себя хотите именно этого – «уйти в никуда», то есть перестать существовать для мира работающих, «не сидящих без дела». Вы пишете, что много лет трудились без отпусков, посвящали всю себя работе. Видимо, вы предполагаете, что и семье посвятите себя столь же истово – и вновь перестанете существовать как отдельная личность, растворитесь. Я бы думала не столько о страхе «быть домохозяйкой», сколько о тенденции быть чем-то одним, притом долго. Возможно, у вас действительно есть к этому склонность. Но вопрос в том, чего вы все же хотите: получить новый опыт домашней жизни, продолжать стоически сносить испытание своей работой или пересмотреть исходную систему взглядов на жизнь, где многое соответствует ценностям предыдущего поколения? (Не иметь официальной работы когда-то было действительно страшно: непрерывность стажа, единичный характер такого опыта у других.) Обратите внимание: вы рассматриваете любое решение как окончательное и не оставляющее никакое «свободы маневра», как будто выбор делается раз и навсегда. Но это не так.