не поздно и не рано, а в самый раз. Например, о том, что хочется успеть увидеть, понять и испытать. Мне очень нравится, как шутила на эту тему одна моя девяностолетняя коллега: «Я стала “бестселлером” в восемьдесят, так что все вы можете еще подождать!» Возможно, в 60 и она грустила об упущенных возможностях…

Письмо шестнадцатое: Долго не могла стать мамой, а забеременев, я внезапно поняла, что уже не хочу ребенка! (Psychologies, № 81, 2013)

При этом я чувствую огромную вину перед еще не родившейся дочкой. Я учусь на психолога и боюсь, из меня теперь не выйдет специалиста…

Любовь, 32 года

Коллега, без паники. Это чувство перед рождением ребенка – «моя жизнь мне больше не принадлежит» – часто мучает самостоятельных и образованных молодых женщин. С появлением первенца кажется, что вся предыдущая жизнь исчезает. На символическом уровне, возможно, жизнь действительно никогда не будет прежней. А с практической точки зрения рано или поздно «старое» и «новое» образуют сплав, единство – и ни от того, ни от этого невозможно отказаться даже в мыслях. Но вас, мне кажется, гложет другое: случившийся по каким-то причинам «недобор» беззаботности, студенческого легкомыслия. Учеба, как известно, вызывает некоторую регрессию – даже взрослые люди начинают проявлять что-то щенячье, как только оказываются в ученической роли. А тут вам придется опять стать взрослой и ответственной, и вы чувствуете, что словно упускаете шанс «второй юности». Будущая дочка тут почти ни при чем. И чтобы вам не искать оправданий в семейной ситуации, скажу: у троих моих коллег по пятеро детей. Первых родили в те времена, когда и с одним-то было тяжело. На моих глазах профессиональная работа молодых мам, понемногу возвращающихся к активной практике, улучшалась. Появлялась новая глубина, трезвая мудрость. Так что учитесь, коллега, дорожить имеющимся, отпускать утраченное и приветствовать рождающееся – мы этому учимся всю жизнь.

Письмо семнадцатое: Как жить с чувством вины за самоубийство брата? (Psychologies, № 94, 2014)

Младший брат позвонил мне ночью, разбудил, кричал какую-то чушь, я бросил трубку. Утром узнал, что он покончил с собой… Я не понял, что он в отчаянии, не попытался остановить…

Виктор, 38 лет

Виктор, мне и хотелось бы сказать, что не виноваты вы ни в чем, – но чувство вины у вас от этого не исчезнет. Сейчас вот эти мучительные угрызения – как жить с этим, он моложе был, он должен был жить! – единственное, что связывает вас с памятью о непутевом вашем брате. Судя по вашему возрасту, он был отнюдь не мальчик. Когда он вам позвонил, вы подумали, что он «просто пьян», – значит, и это бывало: ночной звонок вас не встревожил и не удивил. Возможно, дела обстояли хуже, чем вам это представлялось. Вы пишете, что не были близкими людьми, так что о его жизни и о последнем ужасном решении толком ничего не знаете, спросить не у кого – не вдову же терзать расспросами. Похоже, что своим последним звонком брат по-своему с вами прощался. Может быть, вы так мучаетесь как раз поэтому: получается, что вы были для него важнее, чем он для вас… Но если это и так, в тот момент ничего понять и тем более изменить вы не могли. А сегодня в отчаянии самым главным кажется полное одиночество: ведь ни с кем об этой ситуации не поговоришь. Хорошо, что вы написали: неважно, что я об этом думаю, важно, что эта печальная и горькая история рассказана. Хочу предупредить, что в ближайшее время у вас может возникнуть сильная злость – на брата, на себя, на жизнь. Вы уж постарайтесь как-то с ней справиться, она пройдет. Когда случается непоправимое, нам часто кажется, что мы могли повлиять, если бы понимали, что происходит. Но дело как раз в том, что нет – не знали и не понимали. И последнее: если в ближайшие месяцы легче не станет совсем, найдите возможность получить профессиональную помощь.

Письмо восемнадцатое: Чем я могу помочь подруге? (Psychologies, № 94, 2014)

Мы дружим вчетвером: все замужем, у троих дети, а одна из нас не может никак родить ребенка. Она отдалилась, переживает и обижается, словно мы виноваты в чем-то…

Ева, 30 лет

Конкуренция – одна из темных сторон дружбы, старые друзья не всегда могут достойно принять тот факт, что у одних что-то есть, а у других нет. Дети, деньги или иные мерила мирской успешности могут стать испытанием, вызовом. Когда-то четыре подруги помогали друг другу во всем, а сегодня та, у которой нет детей, обвиняет трех других в чувстве превосходства: у них есть что-то, чего ей не довелось иметь и испытать. При всех тяготах жизни и переживаниях, связанных с невыношенными детьми, она – взрослая женщина, такая же, как вы трое. Она точно так же отвечает за взаимоотношения, как и все остальные. Никто не знает, какие испытания ожидают нас в разные периоды жизни, – вы же словно согласились с тем, что с подругой «что-то не так», а у остальных все в порядке раз и навсегда. Представьте, что всем четверым повезло дожить до… ну, скажем, восьмидесяти. Мужья, скорее всего, умерли. Дети давно выросли, да и живут, возможно, где-то далеко. Сколько всего – и хорошего, и плохого – произошло за все эти годы! И какое счастье знать, что старинная «подруженция» все та же, вне зависимости от того, что было и чего не было у нее и у тебя. И каким наивным покажется тогда сегодняшний счет: у кого «все хорошо», а у кого нет… Чтобы такое было возможно – хотя бы теоретически, – важно не слишком доверять общепринятой системе ценностей и стандартов. Мужья, дети и карьера – это хорошо, спору нет. Но если оценивать себя и других по тому, что у нас есть, так легко забыть о главном – каковы мы сами. Дружба – со всеми ее подводными камнями, тенями и кризисами – это одна из немногих возможностей помнить именно об этом.

Письмо девятнадцатое: Как жить после изнасилования? (Psychologies, № 95, 2014)

Я рассказала бабушке, и она расплакалась – с ней то же случилось в 15 лет… Вдруг и я родилась от изнасилования? Боюсь говорить маме, очень мучаюсь…

Ксения, 17 лет

Милая Ксения, очень вам сейчас худо и предстоит пройти через боль и стыд и выбраться из отчаяния, и заново выстраивать чувство безопасности и уверенности в себе…