Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оценки должны быть хорошие. А иначе это означает, что плохо выучил урок и плохо подготовился к контрольной. Получил два – сиди и зубри, остаешься без телефона и компьютера. А как иначе дать ребенку почувствовать ответственность за свои поступки? Ему же все равно по большому счету. А неделя без телефона сразу приводит в чувство: в следующий раз посидит и подготовится к контрольной получше. С моим старшим вообще никогда проблем в школе не было, а вот младшие хулиганят, домашнюю работу делают как попало. Мне некогда каждого контролировать, получается, что я реагирую только на двойки. За пятерки хвалю конечно, мне очень приятно, что мой ребенок получил хорошую оценку: это же и мне хорошая оценка как матери. А двойка – это и моя двойка, значит, я не уследила, не помогла. Главное – с самого начала приучить к дисциплине, а то потом уже не исправить. Когда ЕГЭ завалит, что я буду делать? Поздно будет спохватываться. Да и стыдно, когда твой ребенок плохо учится.
Игорь, тридцать семь лет, отец двух дочерей одиннадцати и четырнадцати летМой племянник в прошлом году завалил ОГЭ. Скандалище был, ух. Сестра была в бешенстве. Главное – они же готовились, она тряслась весь год, а он взял и завалил. Я ее успокаиваю, мол, ничего, пересдаст, а ее знаете что больше всего угнетало? Что он завалил единственный в классе. Все сдали, а он, ее мальчик, завалил. И ей стыдно. Значит, она плохая мать, раз он так плохо сдал экзамен. В общем, сама измучилась, парня измучила и даже пересдача ее не успокоила – «клеймо на всю жизнь». «Да кому нужны эти оценки», – говорю ей. Нет, все равно убивается. Не представляю, как они переживут ЕГЭ, там же еще и армия замаячит.
Наталья, тридцать пять лет, читает много и хорошо всю жизньЯ не помню, чтобы меня заставляли читать. Да я и не могу сказать, что много читала в детстве. Так чтобы летом на каникулах я все бросала, бежала в библиотеку и набирала себе двадцать пять книг – нет, не было такого. Но вся семья по папиной линии читала запоем. Бабушка, дедушка, мой папа, дядя – и художественную литературу, и техническую, любую. Специально меня носом никто не тыкал, но вся квартира была завалена книжками, они все время их обсуждали.
Никто меня не принуждал к чтению, но папа активно предлагал определенные книги – причем не в смысле «смотри, интересная книга», а более настоятельно: «Возьми и прочитай, это очень хорошо. Как не хочу? Сейчас я тебе расскажу, и тебе понравится».
Когда ты видишь, что чтение – это норма, все читают полками, кидаются друг в друга цитатами, смеются, если ты что-то напутал – ты понимаешь, что не читать просто нельзя. Или вот история – вся семья всегда бешено фанатела от Древней Греции и Древнего Рима. В детстве я все время это слушала. То есть вот празднуем чей-то день рождения, сидим едим и пьем, а они обсуждают, в каком там году какой-то римский генерал куда-то вошел. Физику любили тоже перетереть – например, виден ли будет лазер в космосе. Формулы приводят, чьи-то там труды и битый час трындят. И это казалось нормальным, а вот не читать казалось странным.
Взгляд Марка
Не произносите при психологе слово «скука». Он (она) вам все равно не поверит!
По мнению многих психологов, никакой скуки нет. Есть некое фасадное переживание. За скукой почти всегда стоит злость – на обстоятельства, на себя, но чаще на очень конкретную учительницу, мужа, ребенка…
Вот пример: десятилетний мальчик видит в окно класса весну, лужи и играющих друзей. Мальчику хочется к ним, но учительница заставляет писать диктант. Мальчику бы разозлиться, но на учительницу нельзя. Уравнивающим вектором становится скука: злиться не буду, но и работы от меня тоже не ждите.
У лени похожая природа: хочется делать одно, а заставляют делать другое. Еще есть прокрастинация, которая устроена сложнее: там невыполнение задачи – результат разнонаправленной деятельности различных систем мозга (это вообще тема больших нейробиологических исследований).
К счастью, расхожая «мудрость» о том, что «учить и лечить могут все», уходит в небытие. Чтобы процесс учебы был эффективным, нужно несколько факторов: не только компетентность учителя, заинтересованность ученика, но и особые отношения между учителем и учеником, свободные от иных контекстов. Поэтому-то родители часто не подходят на роль учителя.
Когда мне было лет шесть, мама учила меня играть на пианино. Мама моя профессиональный музыкант, концертмейстер, всю жизнь отдавшая музыкальной школе, научившая музыке тысячи детей. Каков итог? Затея полностью провалилась. Во время занятий то я, то она постоянно отвлекались на бытовые дела, выяснение отношений, еду… Да и денег я ей, разумеется, не платил. Думаю, что обучение – такой же специализированный и строго формальный процесс, как, например, медицинская операция. К нему стоит относиться с должным уважением – и не корить себя, если вдруг у вас не получается хорошо и быстро научить сына или дочь читать или считать.
История про год между поступлениями кажется мне очень счастливой. В некоторых странах есть так называемый gap year, социальная одобряемая практика, благодаря которой выпускник школы может прожить год-два свободно, попробовать себя в разных делах, пожить вдали от семьи. Все это чрезвычайно полезно для профессионального самоопределения.
Лобная доля, отвечающая за планирование будущего, формируется у подростка в тринадцать лет. Однако способность правильно понять свои желания, ожидания от профессии, трезво оценить свои способности к труду у человека возникает много позже, по моим наблюдениям – после двадцати одного года. А определиться с профессией общество предлагает в шестнадцать лет. Вероятно, по этой причине лишь