Я не отвечал, и она сказала:

– Дай мне сначала помолиться.

Она сложила ладони и стала молиться Иисусу Христу – достаточно громко, чтобы я слышал. Потом спросила:

– Ты же не сделаешь мне больно, да?

– Нет, не сделаю, – солгал я.

Она сказала, что никогда не берет в рот, но я могу снова ее трахнуть. Я кивнул, и она начала заниматься со мной сексом так, будто мы любим друг друга. Она целовала меня, демонстрируя свою любовь, а потом впустила внутрь. Потом залезла на меня и скакала сверху, сводя с ума.

После моего второго оргазма она заявила, что голодна, и попросила проехать до какого-нибудь ресторана. Я знал, что это уловка. Когда мы остановимся, она заявит об изнасиловании. Я не собирался этого допускать. Я трахнул ее в третий раз и сжимал изо всех сил, пока снова не кончил.

Она потянулась к своей сумочке, и я ударил ее по руке. Я сказал:

– Ищешь свой перцовый баллончик?

Она закричала:

– Нет, неправда! Нет, неправда!

Я сказал:

– Неважно. Я его забрал.

Она завизжала:

– Нет, нет!

Я объявил ей, что мы сейчас поиграем в смертельные игры и она ничего не может тут изменить. Своим обращением со мной она сама напросилась.

Я толкнул ее на пол в спальном отделении и начал душить. Я равномерно давил, пока она не отключалась, а потом ждал, когда она снова начнет дышать. После четвертого или пятого раза она перестала дышать насовсем. Это была утомительная работа, и я спал три или четыре часа.

Когда я проснулся, то затолкал ее тело в полиэтиленовый мешок для мусора и положил на матрас, так что ее голова смотрела в сторону дверцы спального отделения с водительской стороны. Я не мог сообразить, что сделать с телом, потому что она провела со мной около недели и пользовалась моей телефонной карточкой, когда звонила своему отцу и парню. Наверняка она попадала раньше в поле зрения полиции. Я решил, будет лучше, если она исчезнет бесследно.

Я доехал до «Макдоналдса» и заказал еду на двоих. Я сидел в кабине и разговаривал с ней.

– Если бы ты не пыталась меня обхитрить, сука, сейчас бы поужинала.

Я рассмеялся. Никаких угрызений совести я не испытывал. Для меня она была лишь очередной обманщицей и заслуживала смерти.

Я пощупал ее грудь, которая уже окоченела. У меня встал, но я решил, что и так неплохо с ней повеселился. Теперь, когда я наелся, пора было сделать ее невидимкой.

Мне надо было проехать пункт весового контроля до утра, чтобы мой грузовик не зарегистрировали. На отметке 198 я свернул на темную стоянку – там не горели ничьи фары. Если там и был кто еще, я их не видел. Я собирался провернуть один фокус и не хотел выдавать свои секреты.

Было три часа ночи 23 января 1995 года; ровно десять дней прошло с момента, когда у меня загорелось колесо. Анджела уже начала попахивать. От мертвой кожи идет неприятный запах. Это не разложение – просто запах кожи. Он уникален – такие химические элементы есть только в человеческом теле. Мертвые олени так не пахнут. Только люди.

Я снова связал ей руки, теперь уже спереди, чтобы отпечатки пальцев стерлись первыми. Выключив весь свет в грузовике, я разложил ее закоченевший труп на асфальте. Я привязал один конец нейлоновой веревки к крестовине под кузовом – ровно такой длины, чтобы ее не было видно из проезжающих грузовиков. Другой конец я обмотал вокруг ее лодыжек и положил ее лицом вниз под прицеп. Так я мог протащить ее по дороге, уничтожив и лицо, и отпечатки пальцев. За это время по шоссе мимо меня проехало несколько караванов грузовиков, но ни один не замедлился.

Я подождал, пока проедет последний караван, после чего вырулил на проезжую часть. От каравана впереди меня отделяло, наверное, километров пять. Те грузовики ехали на скорости примерно сто двадцать километров в час, а предельная скорость моего грузовика была сто, так что у меня была куча времени, чтобы размолоть ее в котлету до появления следующего каравана. Я все рассчитал и оказался прав. Я протащил ее около пятнадцати километров, после чего остановился проверить, что получилось.

Когда я съезжал, следующий караван пронесся мимо, и один из водителей спросил меня по рации:

– Ты в порядке?

– Да, – ответил я. – Просто остановился отлить. Хочешь помочь?

Он рассмеялся и ответил:

– Нет уж, спасибо.

Караван скрылся в темноте. Я залез под прицеп посмотреть, что осталось от Анджелы. Ей оторвало одну руку, ногу до бедра, из разорванного живота вывалились кишки, на обеих руках не было кистей.

Я решил, что другие водители, увидев части ее тела в свете фар, решат, что это какое-то животное попало под колеса. Двуногий олень! Ее лицо стерлось до самых ушей – не придется беспокоиться о стоматологической карте.

Я оттащил то, что от нее осталось, в кювет и бросил в высокой траве примерно в двадцати метрах от трассы и в пяти от забора. Когда я садился назад в кабину, на меня упал свет фар. Другой водитель спросил, все ли со мной в порядке, и я повторил свою историю про то, что остановился побрызгать на колесо. Караван стремительно пронесся мимо, и я, пропустив его, вырулил на шоссе.

На съезде 305 близ Гранд-Айленда я свернул на стоянку «Юнион 76» и немного поспал. Когда я проснулся, то позвонил доложить о продвижении по маршруту и солгал насчет того, где нахожусь, чтобы мое местоположение совпало с данными в путевом журнале и копам не к чему было придраться. Потом я вылез из кабины и счистил то, что осталось от Анджелы, с грузовика.

Я проехал до Линкольна, свернул на I-29-Юг, а оттуда на I-70 и двинулся на восток, чтобы вернуться на маршрут в путевом журнале. Все должно было выглядеть так, будто я проехал через Денвер, – на случай, если тело найдут сразу же. Эй, офицер, да меня даже не было в Небраске. Кто докажет обратное?

Я избавился от ее одежды на Огайо-Тернпайк, разгрузился в Пенсильвании и взял новый прицеп с грузом – оконные рамы, – чтобы отвезти в Дентон, штат Техас. Я снова совершил убийство и остался безнаказанным – пока что. Я был на грани нервного срыва, потому что меня видели с жертвой. Я подумал: Очень скоро меня поймают. Почему все-таки я убил ее? Только потому, что устал, а она меня поторапливала? Что это за реакция такая?