– Убери это уродство от меня подальше! Сначала гони деньги.

Не требовалось особой догадливости, чтобы сообразить, что мне придется с ней сделать. Интересно, она поставила кого-нибудь присматривать за моим фургоном или решила провернуть свой трюк в одиночку? Я решил попытать удачи.

Я толкнул ее к матрасу и сказал:

– Если я и заплачу, то за что-то стоящее.

Возможно, она решила, что провела меня. С воинственности она опять переключилась на любовь. А может, просто смирилась? Так или иначе, она много вложила в тот секс. Наверное, потому, что думала, что Сладкий Папочка все-таки раскошелится. Она всегда трахалась лучше, когда рассчитывала что-то получить.

После секса я уложил ее по центру матраса и начал душить. От страха и изумления ее глаза широко распахнулись. Наверное, она сообразила, что не сможет доить меня вечно.

Я придушил ее так, чтобы она потеряла сознание, а потом скотчем связал ей руки за спиной, перехватил щиколотки и заткнул рот. На мне были только ботинки и рубашка, когда я порулил на восток. Я знал, что она скоро очнется и тогда познает настоящий ужас.

Я резко затормозил на знаке «Стоп» и услышал, как она рычит через скотч. Она попыталась перелезть на пассажирское сиденье, но упала и разбила лоб об опору кресла. На полу осталась небольшая лужица крови.

Я протянул руку, похлопал ее по спине и сказал:

– Рад, что ты присоединилась ко мне, Джули. Теперь подожди, пока я найду подходящее место, и ты узнаешь, что с тобой будет дальше.

Она смотрела на меня и пыталась говорить через скотч. Я сказал:

– Не надо было загонять меня в угол. Теперь ты в моих руках.

Она была так напугана, что описалась. Я-то пытался ее успокоить, а она наделала лужу на весь пол. Как будто нарочно хотела доставить мне неприятности. Я потом мыл кабину средством для чистки ковров.

Я поднял ее и переложил на матрас. Она таращилась на меня, пока я вытирал ей с лица кровь чистой простыней. Я помял ее сиськи и всю ее ощупал. Потом оторвал ей с лица скотч и сказал:

– Ну, Джули, сейчас у нас будет урок поцелуев. Покажи мне, как ты ценишь свою жизнь.

Эта сучка умела целоваться, когда надо. Она попросила меня снова ее трахнуть, и я ее трахнул. Она сказала:

– Любимый, я просто шутила насчет денег. Раньше я никогда этого не говорила, но теперь скажу. Я люблю тебя. Разве ты сам не видишь?

Я ответил:

– Ты не любишь меня, Джули. И никогда не любила. А сейчас ты умрешь.

Она втянула носом воздух и сказала:

– А как же твои дети? Я должна была присматривать за твоими детьми.

Я рассмеялся:

– Да ты сама за собой не можешь присмотреть! Как бы я доверил тебе своих детей?

Я подумал: И почему мне вечно попадаются такие вот женщины?

Все это время она смотрела на меня глазами, полными слез. Я размотал скотч с ее щиколоток, но руки оставил связанными, чтобы она не выцарапала мне глаза своими длиннющими ногтями.

Когда я задернул занавеску, она сказала, что ее тошнит. Я завязал ей глаза футболкой и подождал пару минут. Она кричала:

– Кит, я хочу тебя видеть. Кит!

Пока у нее были завязаны глаза, я пощупал все местечки, которые делают женщину женщиной. Я делал это мягко и ласково. Очень скоро она вернулась к старым трюкам:

– Кит, трахни меня снова! Я хочу почувствовать тебя внутри. Прошу! Мы не можем вот так все закончить.

Я вошел в нее, и она много чувства вложила в секс, чтобы вернуть контроль надо мной.

– Любимый, – умоляла она, – я никогда не сделаю тебе ничего плохого! Обещаю, что никому не расскажу про эту ночь. Да ведь ничего и не произошло. Мы можем начать с чистого листа. Ты ведь согласен, любимый?

Я сказал:

– Не надо было мне грозить. Напрасно ты сказала, что обвинишь меня в изнасиловании.

– Я же не всерьез! Честное слово!

Слушая ее мольбы, я снова кончил. Я остался у нее внутри и решил доверить ей пару вещей, которые она унесет с собой в могилу.

– В январе девяностого – начал я, – я убил женщину по имени Танья Беннетт. В девяносто втором я убил еще трех женщин в Орегоне и в Калифорнии.

Мышцы ее влагалища усиленно заработали. Я чувствовал, что у меня опять встает – Джули пыталась таким образом выиграть время. Она сказала:

– Трахни меня, Кит, или поруби на тысячу кусочков.

– Ладно, Джули. Я трахну тебя.

– Трахни меня и выпусти уже из этого гребаного фургона!

Трахая Джули снова, я рассказывал ей, как проволок женщину под своим грузовиком, и она правда разлетелась на тысячу кусочков. Услышав это, Джули обмякла. Она лежала, тихая и послушная, и ждала конца.

Я поиграл в смертельную игру три или четыре раза. Я подумывал оставить ее до следующей ночи, но не хотел слишком испытывать удачу. Из-за Джули я мог запросто оказаться в тюрьме. Мне уже снилось как-то, что я убил ее и меня повесили.

Приближался рассвет – надо было успеть выбросить ее труп до восхода солнца. Мне вспомнилось то время, когда я впервые познакомился с ней и влюбился в нее. Надо было совершить последнее убийство и навсегда с этим завязать.

– Пора прощаться, Джули, – объявил я. – Скажи «до свидания».

Я засунул кулак ей в горло. Костяшки моих пальцев побелели. Когда она отключилась, я посидел с ней несколько минут, а потом вылез на улицу отлить. Пока я писал, мимо проехала машина шерифа – он направлялся в сторону города.

Я снова сел в кабину и услышал, как она шепчет:

– Я люблю тебя, Кит. Прошу, отпусти меня. Я никому не расскажу. Обещаю.

Я сказал:

– Все будет хорошо, Джули.

Я поцеловал ее и решил позволить ей доказать, что она меня любит. Она всегда говорила, что не делает минет, но на этот раз ей пришлось нарушить свое правило.

После этого я посмотрел ей в лицо и улыбнулся. Я сказал:

– Теперь ты умрешь.

Я в последний раз затолкал кулак ей в горло. Перед тем как она отключилась, я успел сказать ей:

– Ты – номер восемь. И да, мне ничего за это не будет.

Больше она не дышала.

Я поехал к одному месту на шоссе 14, возле ущелья Коламбия-ривер, со стороны штата Вашингтон – ровно напротив того обрыва, где я выбросил труп Таньи Беннетт в Орегоне. Я перенес ее через ограждение и наваленные там мешки