class="v">Вздыхаю о судьбе крестьянских сыновей,

Не знать мне радости,

Пока они в беде.

В 1934 г. вышел в свет первый сборник Цзан Кэцзя — "Клеймо", встретивший одобрение известных литераторов Мао Дуня, Вэнь Идо, Лао Н1э. "Среди нынешних молодых поэтов автор "Клейма", вероятно, один из самых талантливых" (Мао Дунь). Цитируя строки из стихотворения "Жизнь" ("Стихи — не пустая забава, стихи — это жизнь"), Вэнь Идо в предисловии к сборнику замечает: "Да ведь это комментарий автора ко всей книге, ибо стихи Кэцзя действительно "жизнь", а не "пустая забава". Как верно заметил китайский исследователь, Цзан Кэцзя никогда не занимался пустыми абстракциями; жизнь и поэзия были для него столь вещественны и осязаемы, что порой причиняли ему мучительную боль: "Боль мне выжгла на сердце клеймо!"; "песни, в которых смешаны слезы и кровь", — писал литературовед Лю Шоусун.

Первые произведения поэта связаны с юношеской разочарованностью и смятением. Пройдет немного времени, и события общекитайского масштаба внесут в его поэзию мотивы сопротивления и борьбы.

Успех "Клейма" окрылил поэта. Один за другим выходят в свет сборники — "Преступные черные руки" (1934), "Канал" (1936), поэма "Автопортрет" (1936). В первом из них автор с сочувствием рисует образы людей из "темных закоулков старого общества". О поэме "Автопортрет" Цзан Кэцзя писал: "В заглавии написано "Автопортрет", но это не про меня, ибо жизнь каждого из нас связана с веком". Поэма охватывает годы революции — 1925-1927 — и последующие события. В сугубо реалистической манере, в форме лирического монолога автор ведет свой рассказ о милитаристских войнах, о многострадальной крестьянской судьбе.

Тематика предвоенных лет не ограничивалась, однако, "потерявшей надежду" деревней. В стихах Цзан Кэцзя — протест, гнев, горечь, которые обострились и усилились в годы войны против японских захватчиков. "Я славил солдат, — писал Цзан Кэцзя впоследствии, критикуя свои стихи первых военных лет, — по по-настоящему их не знал. Они лежали в окопах, а я стоял рядом с окопами". Пять лет провел Цзан Кэцзя в районе боевых действий, писал стихи, вел культурно-просветительскую работу (сборники "Походные песни", 1939; "Болото", 1939; поэма "Бутоны старого дерева", 1941). В 1942 г. оп писал: "Я славил свет, оружием сатиры атаковал тьму; мне ясно была видна демаркационная линия правды и лжи, любви и ненависти".

Конец бурного пятилетия застал Цзан Кэцзя в Чунцине.

Человек с войны, он обратился к темам жизни народа в условиях многолетних, непрекращающихся бедствий, вызванных войной. Он видел, в какую бездну завели страну гоминьдановские заправилы, и разоблачал их деяния в сатирических произведениях, вошедших в сборник "Нулевой градус жизни" (1947).

Однако же больше всего Цзан Кэцзя писал о жизни крестьян, о тихой, старой деревне и меньше — о деревне пробудившейся, идущей по зову коммунистов на борьбу. Он сам видел и отмечал эту односторонность в некоторых своих произведениях.

Поэт широко использовал в своих стихах ритмы, мелодии и образы народных песен. Его стихи просты, но эта простота — результат напряженного поэтического труда: "Я ставлю слово, как шахматную фигуру, каждый иероглиф отвечает своему назначению; небрежность, произвольность, бездумность недопустимы. Прослушай звучание слова, взгляни на его цвет, проникнись сокровенной его сутью, найди для него лишь ему принадлежащее место".

Источник: "Сорок поэтов", 1978

* * *

Цзан Кэцзя — поэт-реалист, автор многочисленных сборников и поэм о деревенской жизни, крестьянском труде, страданиях народа в условиях бедствий, вызванных войной.

Цзан Кэцзя не только "крестьянский поэт", но и острый сатирик, бичевавший гоминьдановских заправил ("Нулевой градус жизни").

Поэтика Цзан Кэцзя, выросшая из ритмов, мелодий и образов народных песен, оказала плодотворное влияние на развитие современного китайского стиха.

Источник: "В поисках звезды заветной", 1988

Перевод: Черкасский Л.Е.

Бессоница ("Безмолвен грешный шум ночей...")

Безмолвен грешный шум ночей,

Дни без сияния лучей,

А сердце, истекающее кровью,

Пылает ярко в глубине теней.

Произошла какая-то беда:

Беззвучно с неба падает вода,

И, за венком венок,

Бесцветные цветы

Куда-то устремились.

Но куда?

Июнь 1932 г.

Источник: "Сорок поэтов", 1978

Богиня улицы ("Эти ножки так умелы и легки...")

Эти ножки так умелы и легки,

Будто ветра непрерывное кружение,

Запахи одежд ее тонки —

Одухотворенность и томление

(И ни слова никогда об утомлении).

У нее всегда в запасе словеса,

Вызывающие радость и волнение,

Взгляд ее, творящий чудеса, —

Жаждущим сердцам одушевление

(Но душа богини не для обозрения).

Горло девичье для песен рождено,

Ее песня бескорыстно людям отдана,

Ей великое умение дано,

Песни радости и горечи поет она

(Только собственные песни не поет она).

Одиночество ночное тяготит,

Лампа тускло освещает эти стены,

Память сердца все прошедшее хранит, —

И вздохнет богиня с горечью смиренной

(В этот миг она одна во всей вселенной).

В день нового 1933 года

Источник: "Пятая стража", 1975

Кладбище ("Неважно, были ли они знакомы или незнакомы...")

Неважно, были ли они

 знакомы или незнакомы,

Но жизнь ушла, и здесь они

 единой силою влекомы.

Не посторонние теперь,

 и нет в них чувства неприязни,

И лепестки с одних могил

 летят к соседним без боязни.

О славных подвигах былых

 вещает каменная стела,

Дабы прохожий прочитал

 все то, что высекли умело.

С годами мхом зарос весь текст

 и недоступен стал для чтенья,

Но тот, кому он посвящен,

 не выражает возмущенья.

А у иных ни слов, ни стел,

 лишь скромный холмик желтой глины,

Но в душах их печали нет

 от этой горестной картины.

Уж не нарочно ли они себя

 так просто схоронили?

Неужто, освобождены,

 они над миром воспарили?

Кричит веселый птичий хор

 в весенний день у изголовья,

Но неизменны навсегда

 недвижность лиц и губ безмолвье.

Сверчок стрекочет при луне,

 печали полно стрекотанье,

И все напрасно — ни слезы,

 ни звуков тихого рыданья.

Когда-то все, кто здесь