ко мне. Я всадил всю обойму, во взревевшую и летящую на меня тушу, куда-то попал, гляжу, не падает, не удирает, а прёт на меня! Я ружьё бросил ему в харю – и в гору. Слышу, за мной хруст камней, хрюкает, лезет вслед. Я дальше, сапоги скользят, сердце поперёк горла. И тут – толстая валежина. Запнулся я об неё и завалился. Почувствовал удар по ноге, он мне вмазал, как колуном, распорол когтями сапог. Уже лежа, я выхватил нож. Гляжу, из-за валежины выползает окровавленная харя и лапой, как бритвой, мне по уху. Мгновенный ожог, боль, на шею потекло что-то тёплое. Я перевалился на спину. И вижу, как он со злобой харкнул мне в лицо кровью и, закатив глаза, скатился с валежины обратно. Всё длилось какие-то секунды. Сел я на валежину, зажал рукой своё ухо, ощупал себя, глянул на лежащую тушу. Он ещё дышал, но через мгновение по лапам прошла судорога. И что меня больше всего поразило, так это тишина, внизу река как шумела, так и шумит, солнышко светит, птички чирикают, почуяв кровь, мошка полезла в лицо. Стал соображать, а где же студенты? А они ничего и не поняли. Услышали рёв, выстрелы. Смотрят снизу на меня. Глаза по полтиннику. А у меня сквозь пальцы кровь. Выпучив глазенки, переводчица рот ладошкой прикрыла, ножки у неё подкосились.

– Вот тебе и пуста тайга! Тока после до меня дошло, а что бы мог натворить подраненный топтыгин? Всех бы смял. Одна из француженок, увидев окровавленного зверя, закатила глаза и свалилась на землю. Ну, а ребята, те – покрепче, быстро достали бинт, перевязали меня. Здесь же, у реки, остановились, развели костёр. Даже посты выставили, мало ли чего! Начали фотографировать меня, точно я Ален Делон. Ну и, конечно, мишку. Снял я с него шкуру, спросил, может, кто хочет себе взять? Они замахали руками, упаси господь! – Коля на секунду замолчал, потом встал из-за стола, взял гармошку. – Напугал я вас? Лучше давайте поиграю.

– Коля! А можно про семиклассницу? – попросила Глаша. – Ту, у которой были веснушки!

Речкин поставил гармошку на колени, допил водку и, подмигнув Глаше, перебирая клавиши, запел:

По дороге неровной, по тракту ли,

Всё ровно нам с тобой по пути!

Прокати нас, Микола, на тракторе,

До околицы нас прокати!

Ведьмак

Как-то в конце августа отправившись к соседке за молоком, я увидел, как Вера Егоровна перебирает бруснику. Она насыпала в пластмассовый тазик ягоду, включала пылесос, вытяжную трубу вставляла в отверстие, откуда выходил воздух, и направляла её в тазик, при этом из него улетала трава и мелкие листики. Рядом с ней сидела Глаша.

От Шугаева я знал, что раньше вокруг посёлка можно было спокойно, не затрудняясь, набрать банку-другую душистой земляники или красной смородины. Но в этот год то ли действительно, как говорил Хорев, городские повыхлестали, то ли перестала тайга родить и многие деревенские, чтобы набрать ягод, садились на мотоциклы и уезжали подальше от деревни к самому Байкалу.

– Где ягодку набрали? – поинтересовался я.

– Здесь недалеко, на Чёрной Речке, там её полно, – засмеялась Глаша. – Можно грести лопатой.

– А туда на машине можно доехать?

– Легко, если у вас вездеход.

– А ты могла бы показать?

– Легко. Хоть сейчас.

– Вообще поздновато, – сказала Вера Егоровна, глянув на солнце.

Так же легко, как это мне было предложено, я всё же решил съездить хотя бы разведать, где гребут ягоду лопатой. Прихватив совки и вёдра, взял бабу Клаву и приехавшую погостить с ночевкой мою старшую сестру Аллу, посадив на переднее сиденье Глашу, мы с шуточками и прибауточками поехали на Чёрную Речку.

Ягодное место оказалось километрах в пятнадцати от Добролёта. Сказать, что дорога была нелёгкой – ничего не сказать. Это была старая лесовозная дорога, избитая, вся в лывах, буграх, канавах и поваленных деревьях. На мотоцикле ещё куда ни шло, но ехать на приспособленной для городского асфальта легковушке оказалось не просто, несколько раз я высаживал своих пассажирок, они, посмеиваясь и подшучивая над собой, начинали толкать машину, помогая мне выбраться на твердое место. Через некоторое время мы всё же добрались до Чёрной Речки, и я, повинуясь Глашиными указаниями, свернул в сторону и чуть ли не ползком мы поднялись на пологую, заросшую лесом гору.

– Стоп! – поглядывая по сторонам, скомандовала Глаша. – Приехали.

Я выключил мотор, вышел из машины, ещё раз глянул на часы. Обычно по ягоды и грибы собираются с самого утра, но я решил посмотреть и запомнить место, где ягоду гребут лопатами, и засветло вернуться обратно. Конечно, это было легкомысленно, как будто решили прокатиться до ближайшего рынка, где продают ягоду вёдрами. Оставив машину, мы вслед за Глашей вошли в лес и через четверть часа действительно натолкнулись на хорошую ягоду, которой были усыпаны покрытые мхом огромные кочки. Стараясь держаться друг друга, мы разбрелись, собирая спелую бруснику. Попадалась и крупная, как картечь, сизая черника. Брали всё подряд, дома всё отсортируется по банкам: красную в одно место, чёрную в другое. Вечер выдался пасмурным, солнце уже не казало глаз, нам досаждал таёжный гнус, лез в глаза, кусал и впивался во всё, что не было прикрыто одеждой. Я собирал ягоду специально изготовленным на авиационном заводе легоньким совком, сделанным из титановой жести и похожим на проволочный гребень, или, как его называли местные, комбайном, быстро набрал ведро. Затем снял с себя штормовку, завязал на ней рукава, затянул шнуровкой капюшон, заполнил и его.

– Ну ты и хапуга! – посмеялась надо мной сестра. – Всю тайгу с собой не заберёшь. Оставь хоть немного лесным зверькам.

– Ничего, здесь всем хватит!

Начало смеркаться, откуда-то потянуло вечерней сыростью, и мы решили выходить к машине. Собравшись в кружок, подвели некоторый итог – вся прихваченная с собой посуда была заполнена.

– Молодцы! – похвалила всех баба Клава.

– Надо выходить, – сказала Глаша, – а завтра можно приехать ещё. Место теперь знакомо.

И здесь я допустил промах, предложив выйти к машине напрямик. Шли, шли, а машины нет и нет. Решили вернуться, походили, покружили вокруг да около. Обычно собирая грибы или ягоды, всё время держишь в голове сторону, где стоит солнце, но оно уже успело спрятаться в чащобе. Начало смеркаться. И тут до меня дошло – мы заблудились. Но признаться, что я вот так, среди трёх сосен, потерял ориентировку, у меня не хватило ни ума, ни смелости. Поняв, что промахнулись, мы начали уже