Бажен выпрямился пружиной и первым делом выдернул откуда-то из-за спины солидную дубину, перехватил ее поудобнее. Только после этого поднял голову и заморгал усиленно, очищая ресницы от снега.

– Орлик! Вот хорошо, что это ты. А то прям беда, задремал я. Не скажешь отцу? Старейшина Владдух и так на меня зуб точит. А что я могу поделать, если любая работа нагоняет на меня безудержный сон? Больной я, несчастный человек, эх… – Тут он огляделся и закричал еще громче: – А откуда тут взялось столько снега? Теперь я точно слягу и вскорости помру, разве я крот или полевка, чтобы выжить под снегом?! Да в одной рубахе? Пропал я, эх…

Но Орлик уже не слушал нерадивого стражника. С воскресшей надеждой он мчался по городу мимо укутанных снегом домов. Некоторые стояли с распахнутыми калитками и отворенными дверями. В такие Орлик забегал пару раз и везде обнаруживал хозяев, спящих или уже проснувшихся, недоуменно потирающих глаза или затылки. Других замечал во дворе, лежащих на земле, кто-то даже опасно прикорнул на колодезном срубе.

Вот и дом Деи. Орлик с разбегу перемахнул невысокий забор, обежал дом и обнаружил любимую там же, где видел ее в последний раз, – на заднем дворе среди грядок. Только теперь грядки укутал снег, скрыл он наполовину и девушку, лежащую на боку с поджатыми к груди коленками. Юноша бросился к ней, подхватил на руки, осыпал лицо и руки поцелуями. Кожа Деи оказалась теплой и мягкой, словно не под снегом она спала, а под самым теплым одеялом на отцовских перинах.

Не раскрывая глаз, она потянулась, сладко зевнула, вскинула руки – и коснулась лица Орлика. Тут уж ресницы Деи изумленно распахнулись, легкий вскрик вырвался из груди:

– Орлик! Но почему ты… и откуда весь этот снег?

Не в силах говорить от захлестнувшей его радости, Орлик еще крепче прижал к себе девушку, понес к дому. Но потом услышал, как перекликаются удивленно отец и брат Деи, и опустил ее на ноги, не переставая, впрочем, крепко обнимать. Она же все крутила головой и не могла оправиться от изумления.

– Неужели я уснула на грядке и проспала такой сильный снегопад? И отец с братом не вспомнили обо мне и не забрали в дом? Отродясь со мной такого не приключалось! А ты, любимый? Ты снова услышал, как я зову тебя?

– А ты звала меня? – охрипшим голосом спросил Орлик.

– О да, много-много раз! Во сне… Мне снилось, что ты разлюбил меня и прямо во время нашей свадьбы признался, будто любишь другую девушку, которая проживает далеко от наших мест. И ты навсегда покидаешь Кречет и отправляешься к ней. Ты уходил, а я, забыв стыд, все молила и молила тебя остаться…

Она вдруг примолкла и слегка отстранилась. Орлик встревоженно заглянул ей в лицо:

– Что с тобой, родная?

– Может, все так и есть на самом деле? И когда ты так долго пропадал… может, ты ездил в один из соседних городов и встретил там другую? Так скажи об этом прямо сейчас, Орлик. Клянусь, что не упрекну тебя ни одним словечком. А если старейшина Владдух будет гневаться на тебя, я скажу, что сама отказалась стать твоей женой.

Орлик со стоном облегчения крепко прижал девушку к себе:

– Дея, жизнь моя, это был всего лишь сон! А сны часто показывают нам то, что никогда не случится наяву. Уж поверь мне, я сам видел такие сны. Ты – все, о чем я когда-либо мечтал, с самого нашего детства.

– И ты не оставишь меня? – все же уточнила Дея. – Не уйдешь из Кречета? Потому что в том ужасном сне мне вдруг показалось, будто распалось то, что связывало нас с малолетства, и ты увидел во мне чужую.

– Никогда, родная! – твердо проговорил Орлик. – Скорее звезды упадут с небес и вода сделается кровью, чем я хоть еще один раз оставлю тебя.

Полтора года спустя

Вот уже два дня Орлик не ел и не спал, даже на лавку не садился. Метался по горнице, иногда выбегал на крыльцо, смотрел на небо, бормотал слова молитв. Забывался на полуслове и возвращался в дом, там прятался в угол, чтобы не попадаться на глаза снующим туда-сюда женщинам. Отец, в доме которого Орлик остался жить после свадьбы, на время перебрался к старшему сыну. Хотел и Орлика увести, да тот не дался.

Вжимаясь в простенок за печью, он жадно вслушивался в любой звук с женской части дома. Боялся и в то же время желал снова услышать крик Деи. Но она закричала только однажды, и теперь он даже не знал, жива ли еще его любимая. Что он станет делать, если Дея умерла, об этом он даже думать не смел, но не выпускал из рук кинжал и уже изранил им все пальцы.

На рассвете этого дня старейшина Данияр самолично привез из Скоручея самую лучшую повитуху, которую за глаза называли колдуньей. Была она родом из чужих земель, захвачена когда-то в плен, но сумела прижиться благодаря редкому дару – умению спасти и мать, и малыша, когда никто больше не мог помочь. С ее появлением еще быстрее забегали женщины, а потом вдруг все стихло. Орлик, потеряв голову от ужаса, покинул свое убежище и начал на цыпочках приближаться к перегородке. И вдруг услышал усталый голос – чужой голос и говор чужой, нездешний, резкий, словно лающий:

– Что могла, я сделала. Остальное не в моих силах. Если бедняжке удастся хоть немного передохнуть, набраться сил, то будет жива и она и младенец. Но если потуги начнутся раньше, тогда беда. Не сдюжит она.

Орлик отскочил прочь, выбежал на порог дома, схватился за голову. Нужно было немедленно что-то делать. Он столько раз клялся Дее, что защитит ее от любой беды, а теперь ничего не мог придумать. Или мог?

Вдруг словно видение пронеслось в голове: черный туман и отмеченная огоньками арка на болоте. Если он хотя бы войдет туда, то Дея – как и все вокруг – забудется сном и получит необходимый ее измученному телу отдых. Сейчас ранняя весна, еще не полностью сошел снег, и новый снегопад никого не удивит. В прошлый раз с его возвращением снег растаял еще до вечера, и снова вернулась теплая затяжная осень.

Орлик бросился бежать. Проскочил, ничего не объясняя, через распахнутые городские ворота и устремился к лесу. «Только бы не опоздать», – воробушком билось в груди.

Вот и топкое место. По кочкам Орлик пересек его, развел руками побеги кустарника, на этот раз густо поросшие темно-зелеными с черной каймой листьями. Вход в арку оставался на прежнем месте, и Орлик, ни секунды не промедлив, нырнул внутрь и побежал вперед, не дав даже глазам привыкнуть к тьме. Остановился, только когда сорвал дыхание. Кажется, теперь он был достаточно далеко от входа, чтобы достичь своей цели, но все же, отдышавшись, продолжил на всякий случай продвигаться все дальше и дальше.

Проход будто и не противился ему, идти было куда легче, чем в прошлый раз. Да, с каждым шагом черный туман сгущался, но не превращался в плотное полотно, а растягивался и рвался, словно необыкновенно толстая паутина. Орлик решил, что будет шагать вперед, пока путь не станет совсем уж труден, – нужно же ему как-то занять себя, пока он здесь, отвлечься от тяжких дум. Через некоторое время пришлось пустить в ход кинжал – хорошо, что прихватил его, – и наконец путь сделался почти неодолим. Приходилось неустанно работать лезвием, а потом еще раздирать вязкую пустоту руками. Ногти на этот раз удалось сохранить, но руки уже отказывались служить, а рубашка насквозь промокла от пота. С удовольствием подумав о том, что ему нет необходимости продолжать трудное и опасное путешествие, Орлик удобно устроился в туннеле: прислонился спиной к одной стене и закинул ноги на другую. Теперь оставалось только ждать.