Тяжелой зимой 1944 года люди начали умирать как мухи. На завтрак у заключенных был заменитель кофе, на обед – суп из свеклы, а на ужин – кусок черного хлеба, нередко с примесью толченого стекла. Многие умирали от голода и страшного холода. Болезни и тяжелый труд брали свое. И мужчины, и женщины носили тяжелые камни, а зачем – никто не знал. Но им еще повезло, ведь большинство приехавших из Терезина направлялись сразу в газовые камеры. Среди погибших в камерах были и двое соседских ребят из Челаковице, которых мама взяла на попечение.

В июне 1944 года поступил приказ ликвидировать лагерь B-IIb. Возглавлял операцию «доктор» Менгеле, знаменитый нацистский убийца. Из десяти тысяч заключенных, которых заставили маршировать перед ним голышом, он выбрал две тысячи работоспособных мужчин и тысячу женщин и отправил в другие лагеря. Оставшиеся семь тысяч, в том числе все дети младше шестнадцати лет, были убиты в газовых камерах. И если прежде папа с Карелом вместе переживали все ужасы, выпавшие на их долю, теперь их разделили: Карела отправили с первой группой мужчин в концлагерь Шварцхайде, а папу со второй группой – в лагерь Блекхаммер в Силезии. Условия в обоих лагерях были столь ужасающими, что из нескольких тысяч выжили десятки. Увы, мой папа не был одним из них. Другой заключенный потом сказал нам, что готов поклясться, что видел, как папу застрелили во время «марша смерти» в декабре 1944 года.

Маму, тетю Берту и Милу отправили в концлагерь в Гамбурге, где женщины расчищали завалы разрушенных бомбардировками домов. Работать приходилось даже во время авианалетов, многие заключенные погибли под бомбами союзников.

Поначалу маме удавалось избежать тяжелой и опасной работы: она хорошо готовила, и ее определили на офицерскую кухню. Главным преимуществом этой работы была возможность умыкнуть немного еды, так как кормили заключенных ужасно. Мила и Берта, с которыми мама делилась «вкусненьким», клянутся, что без нее бы не выжили.

Потом на мамино место взяли симпатичную молодую еврейку, но маме не пришлось долго трудиться, расчищая завалы. 23 или 24 марта 1945 года выживших перевели в концлагерь Берген-Бельзен, где не было ни еды, ни лекарств, и оставили там умирать. Когда 15 апреля британская армия освободила лагерь, многие заключенные погибли от голода, тифа и прочих болезней, еще несколько тысяч умерли позже. Среди них была мама и наши кузены Томми и Гонза.

* * *

Каждая услышанная подробность обрушивалась на меня тяжелым ударом, который я ощущала почти физически. И даже тогда я не могла принять всего ужаса случившегося. Никто не мог. Меня ничуть не утешало то, что мама дожила до окончания войны. Напротив, в том, что она умерла, столько выстрадав и дождавшись освобождения, мне виделась злая насмешка судьбы. Она так нас и не увидела, а ведь ей было ради чего жить…

– Почему меня не было рядом? – всхлипывала я, но тетя Берта повернулась ко мне и почти обвиняюще воскликнула:

– Никогда больше так не говори и не думай об этом! В те дни лишь одно ее радовало – что вы с Евой в безопасности. Если бы ты была рядом, ее страдания усилились бы стократ! Только представь, как ей было бы больно смотреть на вас в детском бараке, бледных, голодных, испуганных? Даже останься вы в Терезине. Она просыпалась бы утром и гадала, не сегодня ли тебя, ее дочку, выберут для отправки в газовую камеру или, может, пощадят всего на один день! Можешь представить муки, которые ей пришлось бы испытать, глядя на печальное непонимание в твоих глазах? Этот взгляд был у всех детей в гетто, они словно молча спрашивали: «Почему мы должны жить в этом мрачном безрадостном месте? Почему не можем пойти домой? За что нас наказывают?»

– Эти дети совершили лишь одно преступление: родились евреями. За этот грех им пришлось поплатиться жизнью. (Более пятнадцати тысяч детей прошли через транзитный лагерь в Терезине; из них выжило сто человек.) Твоих родителей утешала и радовала одна лишь мысль – что с вами все в порядке, и каждый вечер они благодарили Бога за этот дар. Никогда об этом не забывай!

Я смотрела на тетю с сочувствием и уважением.

– А я благодарю Бога за то, что ты была с мамой и ей не приходилось в одиночку все это переживать, – прошептала я. – Это тоже великий дар.

– Если бы она выжила, – вздохнула тетя Берта, – все было бы иначе.

Она тоскует по ней не меньше моего, подумала я и потянулась к ней всем сердцем. С того самого дня я пуще прежнего пыталась приободрить ее и вернуть ей вкус к жизни. Иногда мне это удавалось, и редкие минуты, когда тетя расслаблялась и на ее лице возникала тень улыбки, становились моей главной наградой.

* * *

Я ощущала за собой еще одно обязательство. Хотя отец крестил меня, я родилась еврейкой, а мои родители погибли, потому что были евреями. И я чувствовала, что ради них и самой себя должна вернуться в нашу исконную веру. Для меня это был способ почтить их память. Я поклялась, что никогда не буду стыдиться того, что я еврейка. Я всегда буду этим гордиться.

* * *

В феврале 1946 года в Чехословакию вернулась Ева, и мы с ней почти поменялись ролями. В годы, когда мы жили надеждами на воссоединение с родителями – и это была главная причина, почему мы хотели вернуться на родину, – Ева не давала мне падать духом. Но реальность возвращения в Чехословакию закалила меня, сделала мудрее и разрушила иллюзии, которые я питала сразу после приезда, поэтому в письмах я предупредила Еву не ожидать слишком многого. Я сказала, что, вероятно, она будет разочарована и почувствует себя чужой в своей стране даже больше, чем в Британии. Когда она приехала, я поняла, что она сомневается и даже боится за свое будущее, и не удивилась, когда через несколько месяцев она решила вернуться в Великобританию. Она успела привыкнуть к британскому образу жизни, а тяжелая жизнь в послевоенной Чехословакии оказалась ей не под силу, тем более что родителей теперь не было рядом.

Она просила и меня уехать, но хотя мысль об очередной разлуке с сестрой была мне ненавистна, после некоторых колебаний я все же решила остаться. Я не исключала возможность, что когда-нибудь последую за ней, но пока хотела сосредоточиться на учебе и насладиться всем, что мне нравилось в моей стране.

Я также вела довольно насыщенную светскую жизнь, и у меня появилось много воздыхателей. Я меняла парней, как перчатки, влюблялась и разочаровывалась, и часто была влюблена в нескольких парней одновременно. Я нуждалась в любви,