та наконец разрешила мне иногда ездить к Маренке на выходные. Стоит ли говорить, что я поехала к ней в следующую же субботу! Тем же вечером, проведя целый день с Мартой, когда я ложилась спать и сладко-горькие воспоминания примешивались к моему счастью, Маренка зашла пожелать мне спокойной ночи. Она укрыла меня одеялом, и я заметила, какое красивое у нее постельное белье.

– Естественно, оно красивое, – кивнула Маренка, – его же выбрала твоя мама.

И она рассказала, как это было. Оказывается, строгая мама Маренки не одобряла Янду, в которого Маренка была влюблена, и изо всех сил пыталась разрушить их любовь. Но моей матери нравилась юная пара, и она взяла на себя роль Купидона. Она подстраивала их встречи, просила Маренку помочь в конторе, даже когда в этом не было необходимости, и, рискуя прослыть жадной, вместо того, чтобы увеличить Маренке жалование, которое той приходилось отдавать матери, тайком начала покупать постельное белье для ее приданого. Благодаря маминому превосходному вкусу и щедрости, к тому дню, когда Янда повел к алтарю свою сияющую от счастья невесту (я шла следом и несла букет), у той было отличное приданое, выбранное и купленное моей мамой.

Зная, что это белье выбрано и куплено мамой, что она касалась его, я чувствовала себя у Маренки особенно уютно. Я повсюду ощущала мамино присутствие: в скатертях, полотенцах, занавесках, даже тряпочках для мытья посуды. Маренка тайком подсовывала мне в чемодан вещи, которые мне особенно нравились, чтобы и мне досталась часть приданого, купленного мамой.

Такие истории одновременно грели мне душу и мучили меня. Мне хотелось вернуться в детство, когда мои родители были еще живы, чтобы все напоминало мне об этом времени, а в родном городе эти воспоминания были на каждом шагу.

Хотя тетю Берту тоже приглашали к Маренке в гости, та сдержала свое обещание и никогда не возвращалась в Челаковице. И я отчасти была этому рада, хоть и чувствовала себя виноватой. Мне надо было от нее отдыхать: она очень меня любила и ни в чем не отказывала, но жить с ней было нелегко. Тетя впала в хроническую депрессию и стала неспособна радоваться и принимать блага, выпавшие на ее долю. Она словно испытывала постоянную необходимость наказывать себя за то, что выжила. Я тревожилась за нее и сочувствовала ей, но мне, семнадцатилетней, было очень сложно жить рядом с безрадостным человеком, который словно коротал дни в ожидании смерти.

Неудивительно, что мне больше пришлась по душе Маренка и ее беззаботная натура. Она была ласковой и не стеснялась проявления чувств. Увидев, что я задумалась, вздыхаю или грущу, она тут же бросалась обниматься, и ее успокаивающий нежный голос развеивал мою печаль. Я с радостью отзывалась на ее теплоту. Даже обстановка ее квартиры располагала к расслаблению. Там было просторно и светло, обычно аппетитно пахло воскресной выпечкой, звучали музыка и смех. У Янды была своя музыкальная группа, и в гости к ним постоянно заходили музыканты. С ними было так весело – но их, в отличие от нас, не затронула война.

Через несколько недель после того, как я начала регулярно ездить в Челаковице, Маренка отвела меня в сторону.

– У меня есть письмо, – сказала она. – Твоя мама написала его тебе и Еве, прежде чем ее забрали в Терезин. Я ждала, пока ты обвыкнешься и наберешься сил, чтобы отдать его тебе. Прошу, мужайся ради мамы и не слишком расстраивайся.

Оставшись одна в комнате, я открыла конверт. Белоснежная бумага выглядела совсем новенькой, а мамин почерк был таким четким, будто письмо было написано вчера.

1 января 1943 года

Мои дорогие дети!

Я жила ради вас, и вы с вашим дорогим папой были для меня единственным счастьем. Мне бы очень хотелось, чтобы это письмо не оказалось прощанием, чтобы судьба, что обошлась со мной так безжалостно, позволила бы мне воссоединиться с вами и с тем, кого мы все так любим, чтобы наша жизнь стала прежней, полной любви и радости.

Я встретила вашего отца, когда мне было шестнадцать лет. Я даже не предполагала, что один человек способен подарить мне столько любви и счастья. Моя жизнь была похожа на прекрасный сон, чудесную сказку. Когда 12 декабря 1920 года мы поженились, я чувствовала себя самым счастливым на свете человеком. Прошли четыре райских года, и тогда появилась ты, Евичка, ты, которой теперь девятнадцать лет. Я хочу сказать тебе так много хорошего, но вынуждена писать тебе и моей дорогой Верушке это грустное письмо, надеясь, что однажды смогу сказать вам, все слова лично и прижать вас к своему измученному сердцу.

13 ноября, через два дня после папиного дня рождения, судьба преподнесла мне жестокий удар, мне и вам дорогие дети, ведь в этот день…

Они забрали папу, вашего доброго, дорогого папу, который так хорошо о нас заботился и не думал ни о чем, кроме вашего счастья. Вашего папу, который так надеялся однажды увидеть вас снова и ждал этого дня. Он жил ради вас, верил в вас всем сердцем…

Шесть недель его держали в окружном суде в Болеславе, куда отвезли его гестаповцы, а после перевели в Малую крепость в Терезине.

12 января настанет мой черед уезжать. С начала месяца в нашем доме живут дети Голдшмидтов. Их отец сидит в той же тюрьме, что и ваш, мать умерла год назад, так что мне придется взять их с собой. Я не боюсь ехать, ведь в лагере мы снова встретимся с твоим дедушкой, тетей Бертой, Милой и Карелом, остальных забрали в Польшу. Я ничего не боюсь, но полна тревоги и бесконечной боли. Мы с твоим папой хотели жить, работать и страдать вместе, а теперь нас разлучили. Обещаю, мои дорогие дети, что буду храброй и мысль о вас и вашем дорогом папе будет придавать мне сил. Я не сдамся, но позволит ли судьба дожить до того дня, когда мы все станем счастливее?

Это письмо вам передадут друзья, дорожите их дружбой и никогда не забывайте все хорошее, что они для вас сделали.

От себя и от вашего папы хочу пожелать вам не только на этот Новый год и на Евин день рождения, но на всю жизнь – будьте счастливы и храбры. Вы выросли в любви. Мы заложили основу вашей жизни, хотя хотели дать вам намного больше… Как бы мне хотелось, чтобы судьба пожаловала вам все, чего мы были лишены, как я надеюсь, что в вашей жизни не встретится преград и она будет полна радости и счастья. Помните о своем доме и о нас, но не горюйте. У вас впереди вся жизнь – жизнь,