Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Откройте дверь, сержант.
Мисс Кэлтроп все еще вибрировала, когда старший инспектор быстро поблагодарил ее и полицейские вышли.
— Да, ничего не скажешь, крупная дама, — заметил Трой. — Держу пари, одна ее нога весит больше, чем наш садовый сарай. — Не получив ответа, он добавил: — Ну и кадры нам сегодня попадаются!
— Они каждый день нам попадаются, сержант. Вся беда в том, что вы не цените эксцентричность.
— Вам виднее, сэр.
Не ценит, ха! Что там ценить? Для сержанта Троя «эксцентричный» было всего лишь манерным определением фрика. Ему нравились те, кто выбирает прямой и предсказуемый путь. Остальные, считал он, только мешаются под ногами и портят жизнь нормальным людям. Он вставил ключ в зажигание и рванул с никому не нужной лихостью, успев, впрочем, поинтересоваться, едут ли они прямо сейчас по адресу, который дала мисс Кэлтроп.
— Да, можно.
— Здорово! Люблю водить в Лондоне. Это настоящее испытание.
Барнаби поежился. Когда они выбрались на дорогу, его мысли вернулись к Вивьен Кэлтроп. Такое хорошенькое личико, идеальный маленький носик, мягкие розовые губы, затерянные в целом море трясущегося жира с волнами двойных подбородков. Великолепные, выкрашенные хной волосы, рассыпанные по плечам, того же оттенка крашеные брови. Именно брови почему-то особенно впечатлили Барнаби. Было что-то очень трогательное в том, сколько приложено стараний.
— Вот бы послушать, как она поет.
— Ага, точно, — рассеянно отозвался Трой. Он смотрел в зеркало заднего вида, сигналил, тормозил. — Кто?
— Кто? Ты что, не слышал, какой у этой женщины голос? Прямо оперный.
— Где опера и где я, шеф… — Трой вздохнул и покачал головой, притворяясь, что очень расстроен их с оперой взаимной холодностью.
— Трой, ты ведь не знаешь, что такое филистер?
— Как это я не знаю! — быстро отозвался сержант Трой, наконец-то почувствовав себя уверенно. — Моя тетя Долли принимает его от давления.
Ломакс-роуд поворачивала налево на полпути вниз к Уайтчепелу и шла мимо Лондонской больницы. Высокое узкое здание, внутри, похоже, не менее безобразное, чем снаружи. Окно нижнего этажа было завешено одеялом, окна второго украшали грязные сетки.
— Вот будет смешно, если она там, правда? Валяется, задрав ноги, смотрит ящик, попивает пиво.
— Ничто не обрадует меня сильнее.
Барнаби изучал звонки. Деревянная доска, к которой они крепились, держалась на честном слове, провода заржавели. Бенсон. Дюкейн (Чаз). Уокер. Райан. Он нажал на все сразу. Через несколько минут поехала вверх рама небольшого подъемного окна, и выглянула молодая особа.
— Вам кого?
— Полиция, — ответил сержант Трой.
— Тут нет никакой полиции, так что простите.
— Мы ищем Карлотту Райан.
— Она уехала.
— Не могли бы вы уделить нам минутку? — спросил старший инспектор Барнаби.
— Подождите.
— Ну и помойка, — пробормотал Трой, — только посмотрите на это.
Палисадник был полон пластиковых пакетов с гниющим мусором и собачьими фекалиями.
— Небось, крысы в очередь встают, чтобы пообедать в этой столовой.
Они услышали, как девица спускается по лестнице: цок-цок, цок-цок, что твой пони. Значит, ступени каменные или покрыты старым линолеумом. Чего-то такого и следовало ожидать от здешней помойки.
Перед ними стояла высокая худышка в кожаных штанах с низкой талией и открывающем живот джемпере, некогда белом. Короткие волосы, абрикосовые с бронзовыми кончиками, подстрижены под «пуделя». Блестящая пыль цвела у нее на щеках и трепетала на ресницах. Пупок был проколот, в него вставили кольцо с очень крупным сияющим камнем. Руки неухоженные, с обкусанными ногтями. Барнаби подумал, что она выглядит как неряшливый ангел.
Он представился сам и представил Троя, потом спросил разрешения зайти на минутку. Девчонка посмотрела по сторонам, как провинциальная домохозяйка, растерявшаяся оттого, что у нее на пороге полиция. Сходство рассеялось при первых же ее словах:
— Тут надо держать ухо востро. — Она закрыла за ними дверь. — Если увидят, что ты помогаешь старине Биллу…[27]
Ступени были каменные, а стены оклеены грязными тиснеными обоями. Их так часто красили, что изначальный рельеф в виде кружащихся птичьих перьев почти не проступал, в настоящий момент — под глянцевым слоем унылой коричневато-желтой краски.
Дом был небольшой (всего две двери на первом этаже и две на втором), но высокий, и ступени вздымались круто. Барнаби поднимался, держась за перила, пыхтя и отдуваясь. Трой наслаждался видом кожаных штанов сзади. Где-то на полпути они миновали отвратительные на вид ванную и туалет. Окно, в которое девушка выглянула, когда они позвонили, было все еще открыто.
— Которая… которая квартира мисс Райан? — прохрипел старший инспектор.
— Вы в порядке?
— Уф-ф… Уф-ф…
— Лучше бы вам присесть, а то упадете.
— Все нормально. Спасибо. — Барнаби терпеть не мог обнаруживать физическую слабость и нарочно потоптался еще несколько секунд, прежде чем подойти к полосатому, как зебра, дралоновому диванчику, честно демонстрирующему законный износ.
— Карлотта жила напротив.
— Будьте добры, представьтесь! — Сержант Трой аккуратно опустился на мягкий розовый пуфик, отделанный фиолетовым кожзаменителем и бахромой с блестками. Он чувствовал себя как в ночном клубе, среди грубоватых подколов и реплик типа: «Снимай форму, моряк» или «О, смотрите-ка, ну и сарделька!».
— Таня.
— Какая экзотика. — Он улыбнулся ей. — Так вы русская?
— Ага. Если бы моя мать не балдела от русской водки, меня бы тут не было.
Барнаби рассмеялся, Трой посмотрел на него удивленно и обиженно. Сержант уже счет потерял шуткам, которые тщательно отшлифовывал и подавал шефу на блюдечке, чтобы скрасить скуку серых будней. И, получив хотя бы полуулыбку, он считал, что ему достался главный приз. А теперь Трой даже не мог утешать себя тем, что у старшего инспектора просто нет чувства юмора.
— Фамилия?
— Уокер. — Девица пристально посмотрела на них. — Так что она натворила на этот раз, наша Карлотта?
— Насколько хорошо вы ее знаете? — спросил Барнаби, подавшись чуть вперед, чтобы продемонстрировать дружелюбие.
— Мы вполне ладили, невзирая…
— Невзирая на что?
— На разное происхождение и все такое. Я училась в обычной школе в Бетнал-Грин, а она — в какой-то шикарной, в Озерном крае[28]. Но она так об этом рассказывала, что казалось — лучше быть проституткой и стоять где-нибудь на Пентовилль-роуд, чем там учиться.