Наконец мы добрались до дома, отвели лошадей в конюшню, разнуздали, поставили в стойла и только после этого пошли в избу. Наши барышни спокойно почивали, нимало о нас не беспокоясь.

— Покараулить, пока ты спишь? — спросил рында.

Думаю, что он ничего плохого не имел в виду, но вопрос прозвучал двусмысленно. Я, де, придурок, сон которого нужно еще и охранять. Можно было его одернуть, но я промолчал и согласно кивнул. Может быть, в его предложении и не было никакой подоплеки, мне же показалось, что он начинает пытаться бороться за лидерство. Конечно, не намерено, а интуитивно проверяя силу старого вожака.

Ваня вышел наружу, а я лег рядом с Прасковьей. Чувствовал я себя нормально, но грудь не отпускало какое-то тревожное напряжение. Здесь, на новом месте, где нас никто не знал, опасаться было нечего, умом я это понимал, но ничего с собой поделать не мог, лежал и чего-то ждал. В полумраке избы было прохладно. Спустя какое-то время мне сделалось зябко, замерзли ноги, и я встал поискать, чем бы прикрыться. В это время снаружи послышались какие-то непонятные звуки. Я прислушался, там негромко вскрикнули. Этого оказалось достаточно, чтобы броситься к дверям. Однако в последний момент я притормозил, не решился выскочить наружу без подготовки и затаился, пытаясь понять, что происходит. Какое-то время все было тихо, но потом прямо за дверьми послышалось чье-то тяжелое дыхание.

— Давайте сюда, он, кажется, там, — тихо сказал чей-то голос.

— Надо его выманить, — добавил другой человек, — как выйдет, бей сразу.

— А то! — сказал еще кто-то третий, низким басом. — Как-нибудь справлюсь!

Мне стало понятно, что Ванина защита нам не помогла. Его нейтрализовали и теперь ждут, когда наружу выйду я. Стараясь действовать неслышно, я запер дверь на мощный кованый засов. Человек, тяжело дышавший снаружи, вероятно, обладатель баса, потрогал дверь и кому-то доложил:

— Кажись, заперто.

Ему что-то приказали, но так тихо, что я не разобрал слов. Пока не начались боевые действия, я вытащил два своих пистолета и зажег от лампадки фитили, после чего натянул кольчугу и положил на стол обнаженную саблю. Ушло на все это чуть больше минуты. Девушки моих босоногих метаний по избе не услышали, продолжали мирно спать.

Завершив подготовку, я припал к нашему единственному окну, надеясь услышать, что творится снаружи. Вместо стекла в его раму была вставлена, как почти везде в небогатых домах, листовая слюда, так что она в моем случае еще служила дополнительной мембраной. Я прижался ухом. Там было тихо. Или снаружи ничего не происходило, или неизвестные противники затаились, чтобы себя не обнаружить раньше времени.

Кому мы так не угодили, что на нас организовали очередной налет, можно было только гадать. Адрес был новый, Москва достаточно большой город, чтобы так быстро в ней найти ничем не примечательных людей. Сначала я, грешным делом, заподозрил нашего квартирного хозяина, не пополняет ли он таким разбойным образом свои доходы. Однако неуверенность нападавших, здесь ли нужный им человек, говорила о том, что эти люди разыскивают кого-то конкретного. Вскоре мое терпение было вознаграждено и окончательно рассеяло сомнения в невиновности кабатчика. Опять я услышал переговоры, которые многое разъяснили.

— Что будем делать? — спросил неизвестный. — Может, просто постучать?

— А если выйдет кто другой? Как тогда узнаешь? Поднимут крик, перебудят всю округу!

— Да он это, малец-то его!

— Ты-то откуда знаешь?

— Фома говорил, что он был с пареньком. Аккурат вот с таким.

Фомой звали моего сегодняшнего спасителя, но совпадение имен еще ни о чем не говорило.

— Надо бы дело скорей решить, а то людишки просыпаться начнут, зачем нам соглядатаи!

— Рано еще, время есть, да и кто в чужие дела мешаться станет!

Судя по голосам, снаружи было не менее четырех человек.

— Может, просто избу спалим, и вся недолга? — внес кто-то вполне конструктивное предложение.

Мне оно совсем не понравилось, как и еще одному человеку, скорее всего, старшему в команде:

— Дурень ты и есть дурень! Пока она загорится, ее сто раз потушить успеют. Здесь же люди кругом, постоялый двор! Жечь надо не днем, а ночью!

Разговор как внезапно начался, так и прекратился, то ли нападающие отошли, то ли просто замолчали.

Теперь я был склонен думать, что нас выследили люди управляющего. За это говорило имя Фомы, видевшего вместе со мной Ваню. Только было непонятно, как это им удалось. Мы ехали по пустым предрассветным улицам и неминуемо заметили бы за собой слежку.

В этот момент в дверь тихо постучали. Стук был какой-то робкий и неуверенный. Во всяком случае, наших барышень он не разбудил. Понятно, что я на него никак не отреагировал. С минуту было тихо, потом он повторился, но теперь стучали громче и увереннее. Аксинья проснулась и подняла голову с подушки. Я подошел к ее лавке и знаком велел ей молчать. Однако она, подобно большинству людей в такой ситуации, тотчас поспешила узнать, почему. Пришлось непочтительно зажать ей рот рукой. Только тогда она поняла, что я от нее хочу.

В дверь стукнули снова, теперь уже кулаком, так что разбудили и Прасковью. С ней я повторил в точности то же самое, что и с Аксиньей. Пока я удерживал ее рот от вопросов и возгласов, незваные гости уже принялись колотить в дверь безо всякого стеснения. Пора было делать вид, что я проснулся. Оставив испуганную Прасковью, я с двумя пистолетами подошел к двери, уже с трудом выдерживающей напор тяжелых ударов, и спросил плачущим голосом:

— Иду, иду, кого там нелегкая несет?! Чего так стучите, дверь выломаете!

Удары разом стихли, и снаружи ласково попросили:

— Выдь, добрый человек, на два слова!

— А вы кто такие и почему людям спозаранку спать не даете?

За дверью помолчали, не сразу придумав, что ответить. Потом тот же человек, объяснил:

— Мы заблудились, выдь, покажи дорогу!

— Не могу, — отказался я, — хвораю!

Такого поворота разговора он явно не ждал, опять долго думал, что сказать. Потом повторил попытку:

— Это ничего, что ты хворый, ты только дверь открой, да покажи куда ехать!

Теперь наш разговор уже напоминал историю волка и семерых козлят.

— Зачем мне выходить, я могу и отсюда объяснить, — ответил я. — Вы куда едете?

С находчивостью у моего собеседника были явные проблемы, он опять не нашелся, что сказать, и долго придумывал подходящий довод:

— Мне еще кое-что у тебя нужно спросить, — наконец промямлил он. — Ты не бойся, я тут один.

До этого момента в разговоре фигурировало множественное число, но я не стал придираться к мелочам, ответил по-своему:

— А я и не боюсь, только говорить мне с тобой неохота!