— Если живого предоставить, то дороже будет стоить, — ответил тот. — За мертвого проси половину.

— Лучше живого, мне с ним поговорить нужно, — торопливо уточнил я условие подряда.

С людьми такой категории я сталкивался впервые. Они отличались даже от лесных разбойников. Те были в основном беглые крестьяне, вынужденно занимающиеся грабежом, и никакой особой свирепости я у них не замечал. Эти же ребята так спокойно и добродушно говорили о чужих жизнях, что общаться с ними стало весьма неуютно. Я подумал, что такой цинизм, невозможный в добропорядочном, тем более религиозном, обществе и приводит людей к смутным временам. Отсюда, видимо, и растут уши всякого терроризма. Стоит только кому-то перестать уважать чужую жизнь, как и его собственная не будет стоить ломаного гроша.

— За живого две ефимки, за мертвого одну, — подумав, назвал цену «парламентер».

— А какая скидка за ущерб? — специально сварливо спросил я, чтобы они не держали меня за лоха.

— Магарыч, — сказал старший.

— Что значит магарыч? — не понял я.

— Магарыч себе оставишь, — объяснил он.

— Ладно, пусть будет по-вашему. Когда выполните работу?

— Ну, если дашь аванс… — начал он.

— Не дам, полный расчет, когда привезете управляющего.

«Парламентер» покривился, но возражений не придумал, ответил так, будто дело уже решилось:

— Постараемся сегодняшней ночью, крайний срок завтрашней.

Это меня устраивало, и мы ударили по рукам. Я назвал адрес, растолковал, как туда доехать и забраться в усадьбу. Потом мы обговорили остальные детали. Распрощавшись с бандитами, я взялся за своего рынду, Он до сих пор толком не пришел в себя, лежал с открытыми глазами, стонал и время от времени спрашивал, что с ним случилось.

Я осмотрел его голову. Шарахнули его по затылку от души, но никаких особых повреждений, кроме шишки и рассеченной кожи, на голове не оказалось. Когда вернулась Аксинья с куском источающего слезы льда, я обвернул его тряпкой и велел держать на месте ушиба.

Едва все устроилось, пришел хозяин, узнать, что тут у нас был за шум. Я рассказал, что какие-то люди искали Алексашку. Услышав это имя, кабатчик сердито плюнул прямо на пол и выругался. Оказалось, что шустрый коммерсант действительно здесь жил, но обманул и его, не заплатил за постой и вдобавок что-то украл.

Все время, пока продолжалась кутерьма, Прасковья вела себя удивительно тихо. Я даже подумал, что она сильно испугалась или прихворнула. Однако едва мы оказались вдвоем, Аксинья вышла, а Ваня заснул, она подошла ко мне и, прямо глядя в глаза, спросила:

— Ну что, ты ее видел?

— Кого? — удивился я, не понимая, о ком она спрашивает.

— Как кого! Конечно, крестную!

— Видел, — сознался я, начиная понимать, откуда дует ветер.

— И как она тебе? Понравилась?

— Хороша! — ответил я с глупой мужской откровенностью. — Первый раз я ее не рассмотрел, а теперь вволю налюбовался!

Прасковья, холодно улыбнулась и непроизвольно пожала плечами.

— И что ты в ней такого нашел?!

— Ну, как сказать, — начал я, — она такая, — я обозначил жестом форму виолончели, — и совсем еще не очень старая. Я бы даже сказал, молодая. И лицо у нее такое, ну, и фигура…

В конце концов, настал и мой час мелочно отплатить ей за смены настроения в самое неподходящие моменты. Пусть поймет, что на земле кроме нее существуют и другие женщины, способные нравиться мужчинам.

— Так ты хочешь сказать, что она лучше меня?! — воскликнула девушка звенящим от обиды голосом.

Вопрос был слишком прямой и некорректный. Так я ей и сказал, подбирая подходящие старорусские слова. В конце тирады лицемерно утешил:

— Вы совсем разные, и каждая хороша по-своему!

Прасковью такое утешение не устроило, она зло взглянула на меня и оборвала разговор. Мне в тот момент было не до ее уязвленной женской гордости, я подумал, что, если этой ночью привезут управляющего Ивана Никаноровича, то мы окажемся уже впятером в маленькой комнате, куда в любую минуту может зайти хозяин или кто-нибудь из его работников. Кроме того, лишь только я его отпущу, наше местоположение окажется засвеченным.

— Вот идиот! — в сердцах воскликнул я.

Что обозначает слово «идиот», Прасковья не знала, поэтому непонятный эпитет приняла на свой счет, вспыхнула до корней волос и резко ответила:

— Ну и ладно, тогда иди и целуйся со своей Веркой!

Я машинально кивнул, представляя, что теперь вместо отдыха мне придется идти искать новую квартиру.

— Да, действительно, придется идти. А эта, как ты говоришь, Вера, — вернулся я к прежнему разговору, — внешне очень приятная женщина.

Девушка опять дернула плечом, кажется, хотела сказать что-то резкое, передумала и села на скамью перед слепым окном.

— Ты здесь присматривай, чтобы все было в порядке, — попросил я, — а мне придется отлучиться.

Обиженная Прасковья не повела бровью, но я постарался этого не заметить, быстро собрался и пошел на конюшню седлать лошадь.

Квартирная проблема в Москве существовала всегда. Этот город притягивает к себе людей больше, чем может принять и разместить. Те, кому не достается от благ тепла и комфорта, терпят бытовые лишения, но почему-то все равно стараются остаться здесь навсегда. И все, в конце концов, как-то устраиваются. С такой надеждой на счастливый исход я и отправился искать новое пристанище.

Этой ночью мне повезло дважды, и я попытался продлить полосу везения столько, сколько будет угодно фортуне. Потому, ничтоже сумняшеся, заехал в первую попавшуюся слободу и спросил у какого-то неспешно идущего человека в синем кафтане, не сдается ли тут в наем приличная изба. Прохожий оказался довольно оригинальным типом, он остановился, не спеша осмотрел меня с головы до конских ног, ничего не ответил, повернулся и пошел своей дорогой. Такое невежливое отношение могло задеть кого угодно. Меня, во всяком случае, задело. Конечно, он имел полное право не помогать незнакомому человеку, но все-таки не так нарочито небрежно. Я решил заставить его понервничать, догнал и поехал рядом, тесня лошадью с дороги. Однако он продолжал неспешно шествовать, не поворачивая в мою сторону голову, как будто не замечал неожиданной докуки. Ситуация сложилась забавная. Я уже решил сдаться и ехать своей дорогой, как вдруг человек остановился и насмешливо на меня посмотрел и спросил:

— Тебе что, дороги мало?

— Нет, но я подумал, что тебе будет приятно со мной прогуляться.

Вопрос и ответ оказались так себе, не отличались ни остроумием, ни оригинальностью. Я, чтобы не усугублять собственную глупую шутку, остановил лошадь, собираясь повернуть назад, однако прохожий почему-то тоже остановился. Весело на меня посмотрел и спросил: