— Почему? — впервые сразу же отреагировал он.

— Неохота и все, иди своей дорогой, я спать ложусь!

— А ну пусти меня! — заорал давешний бас и так сильно ударил в дверь, что засов едва не отлетел.

— Навались, ребята! — рявкнул тот же низкий голос, и ребята навалились, что было мочи. Теперь они колотили по-настоящему, и засов начал сдаваться. Мои женщины замерли на лавках, удивленно слушали переговоры, еще до конца не понимая, что происходит. Я отошел от двери и с пистолетами в руках ждал, когда она падет. Однако силы нападающих иссякали, дверь держалась, только что сильно тряслась. Удары прекратились, и опять в переговоры вступил давешний «парламентер»:

— Отвори, Алексашка, прошу по-хорошему! А то мы тебя заживо спалим! Подохнешь без покаяния! Все равно ты от нас никуда не денешься!

Теперь, когда не нужно было выкручиваться и хитрить, он разговаривал вполне бодро и уверено.

— Какой еще Алексашка? — спросил я. — Здесь нет никакого Алексашки!

— Как так нет? Ты ври, да не завирайся, я тебя сразу по голосу узнал! — воскликнул он, но, как мне показалось, не очень уверенно.

Кажется, действительно произошла ошибка, ребята, судя по предыдущим переговорам, были не так хитры, чтобы сходу придумать такую версию. Нужно было как-то решать ситуацию пока не случилось ничего плохого.

— Отойдите от двери, я сейчас выйду, но учтите, у меня самопалы, кто дернется, убью! — закричал я. — если с моим человеком что случится, вам мало не покажется!

За дверями тихо заговорили, скорее всего, совещались. Наконец решили:

— Ладно, отходим!

Я открыл дверь и выглянул наружу. Незнакомые мне люди стояли в пяти шагах от двери и смотрели на меня во все глаза. Я вышел с пистолетами наготове. Никого из них я не знал, как и они меня. «Парламентер», крепкий, ладно скроенный мужчина в синем кафтане, удивленно спросил:

— А где Алексашка?

— А где мой парень? — вопросом на вопрос ответил я.

— Да вон он лежит, живой и здоровый, — сказал он, указав себе за спину. — Нам Алексашка нужен!

— В этом я вам помочь не могу, никакого Алексашки тут нет.

— Но он же тут жил, нам доподлинно известно!

— Может быть раньше и жил, а сейчас живем мы. А теперь несите моего человека в избу!

Смущенные противники подняли связанного порукам и ногам рынду и торопливо внесли в избу. Увидев поверженного возлюбленного, тотчас заголосила Аксинья.

Бывшие противники положили Ваню на лавку и, толкаясь, заспешили к выходу.

— А развязать? — спросил я, красноречиво поводя стволами.

Здоровый детина басовито откашлялся, вернулся к лавке, аккуратно развязал путы, свернул веревку и засунул ее себе за пазуху. Теперь уходить им стало неловко, и они вчетвером столпились над телом рынды. Оглушенный Ваня продолжал лежать, удивленно моргая длинными ресницами.

— Что это с тобой? — спросил я.

— Н-не знаю, — с трудом ворочая языком, ответил он.

Я потрогал его голову, на темени ближе к затылку вздулась большая шишка.

— Убили! — опять с места в карьер завопила наблюдающая за моими действиями Аксинья. — Убили! Помогите!

— Прекрати выть, лучше принеси из ледника кусок льда, — прикрикнул я.

— Зачем?! — на той же трагической ноте завела она.

— К шишке приложишь! Если льда не найдешь, то воды, что ли, холодной из колодца принеси, будешь тряпку мочить и к голове прикладывать.

Аксинья разом замолчала, кивнула и побежала добывать лед.

— Ну, мы пойдем, — откашлявшись, сказал «парламентер», — извините, ошибка вышла.

— Хороша ошибка, парню голову разбили, двери покорежили, женщин до полусмерти напутали, а кто за все это ответ держать будет? — возмутился я. — Сейчас позовем хозяина, целовальника, определим ущерб…

Мое предложение квартет бойцов выслушал, но оно им не понравилось. Мужики разом насупились и начали переглядываться между собой. Как и во все времена, на Руси судиться и возмещать ущерб не любят.

— Ну, ты, это, того, этого, — недовольно сказал «парламентер», — зачем нам целовальник, мы и так можем уйти. Извинились, чего тебе еще!

— Точно, — добавил здоровяк, — ты того, не доводи да греха!

— Вы думаете, что раз вас четверо, так я с вами не справлюсь? — спросил я. — Очень даже справлюсь. Вас, — указал я на старшего и здоровяка, — из самострелов положу, а этих, — кивнул я на двух оставшихся молчаливых участников события, — саблей покрошу! Вам это надо?

— Это еще посмотреть надо, кто кого покрошит! — пробурчал здоровяк, но невольно отступил к выходу.

— Ладно, что зря спорить, чего ты от нас хочешь? — спросил старший.

— Сначала расскажите, что это за Алексашка, и почему вы за ним гоняетесь?

«Парламентер» подумали миролюбиво объяснил:

— Вор он, вот и весь сказ. Набрал товара в долг, пообещал, что когда продаст, с хозяевами расчесться. А сам взял да и сбежал. Нас купцы и наняли его отыскать и долг с взыскать.

— Понятно, значит, это ваше ремесло людей ловить и долги выбивать?

— Ну, ремесло не ремесло, но добрым людям, чем можем, помогаем.

— И сколько вы за такую работу берете? — не без задней мысли поинтересовался я.

— Смотря кого надо сыскать. За Алексашку купцы пять ефимок посулили. Только этого мало, мы за ним уже попусту вторую неделю по всей Москве гоняемся.

— А сколько возьмете доставить мне сюда одного человека? — спросил я.

— Это смотря кого. Может, ты царя закажешь привезти или первого боярина!

— Царь мне не нужен, а нужен мне управляющий одной купчихи из Замоскворечья.

— Тоже сбежал? — понимающе улыбнулся он.

— Нет, не сбежал, в этом и сложность. Его нужно прямо из подворья увезти.

— А много у них там людишек? — сразу же задал старший конструктивный вопрос.

— Много, я там видел человек до сорока мужчин и женщин.

— Сорок! — повторил он и даже присвистнул. — Это же целая рать! Сколько нам народа перебить придется! Такая работа дорого стоит!

— Никого бить не нужно, — испугался я такого радикального решения вопроса, — управляющего там все ненавидят, и народ подобрался в основном пьющий, за бутылку не то, что врага, мать родную продадут.

— Все равно, дело серьезное, — задумчиво сказал он, уже начиная набивать цену, — просто так туда не полезешь… Вы как, мужики? Возьмемся?

— Это как хозяин решит, — сказал до сих пор молчавший участник «бандформирования», — если не поскупится, то почему не помочь доброму человеку.

— А ты как, Еремей? — спросил он здоровяка.