– Как это?

– Ты читала книги про Гарри Поттера? – с улыбкой спросила Сара. – Помнишь, что маглы видели вместо Школы чародейства и волшебства Хогвартс? Всего лишь развалины, руины и знак «Не входить, опасная зона». Тут примерно то же самое. Мы по мере необходимости можем появляться во внешнем мире, но внешний мир не может заявиться к нам.

– Хорошо, но если это было письмо посвященного?

– Исключено, – улыбнулась Сара. – Мы все здесь.

– Тогда как же? С чего мама могла это взять, почему начала поиски?

– Ответ очень прост, и я уже говорила об этом: Мария была призвана. Она услышала голос Всевышнего. Кто сказал, что это непременно должен быть шепот в голове, озарение или громовой глас с небес? Всевышний может по-разному донести до человека свою волю – в виде неверного поворота на горной дороге, сломанного навигатора, закончившегося бензина… Или письма, в котором все остальные люди не прочли бы ничего особенного – всего лишь обычные бытовые подробности да описание того, как прошли крестины какой-нибудь малышки Хелены.

Кристина поднялась по ступенькам.

– Открыто. Заходи, милая.

Внутри было прохладно, пахло ванилью и корицей. Уютный, сладкий аромат, навевающий мысли о тихих семейных вечерах, новогодней елке и домашней выпечке.

– Она наверху, у себя.

– Да, я знаю.

Перед дверью комнаты Марии Кристина не стала медлить, постучала и сразу вошла, чтобы не растерять решимость. Хозяйка сидела за столом, склонившись над листом бумаги. Кристина пересекла комнату и остановилась за ее плечом. Стол был завален восковыми мелками, карандашами, листами с набросками.

Девушка изумленно смотрела на то, что выходило из-под руки ее матери. Возможно, в голове у нее помутилось, но работа, которую видела Кристина, была без преувеличения гениальна.

Мария не обращала на вошедших никакого внимания, карандаш в ее руке порхал, выводя тонкие, легкие штрихи, из которых складывалась невероятная по выразительности картина: узкая дорога, нависающая над ней скала, по дороге бредет странник – согбенный старец с посохом в руке.

Невесомые линии – и вполне осязаемое великолепие. Как художнице удалось настолько точно передать и усталость путника, и как заплетаются его ноги, и суровую, холодную тяжесть скалы, и бесконечность пути, который все никак не кончится?

– Бывает, она рисует восковыми мелками, но чаще всего – карандашом. Ее стиль напоминает манеру Нади Рушевой – слышала о такой художнице? Я всегда восхищалась ею. Наде было всего семнадцать, когда она умерла, но ее наследие огромно – более двенадцати тысяч рисунков. Она прославилась на весь мир, ее называли «Моцартом в изобразительном искусстве». – Сара вздохнула. – Прости, я много болтаю. Мне кажется, дух творчества, что бился в Наде, сейчас живет в твоей матери. Она, как и Надя, никогда не пользуется ластиком. Ее не заставишь взять в руки краски или написать чей-то портрет. Она изображает то, что рождается в ее воображении, и говорит, что линии уже есть на бумаге, ей нужно всего лишь обвести их.

– Значит, это мама была автором тех портретов. Она нарисовала меня и Игоря.

Сара погладила Марию по склоненной голове. Та, не отвлекаясь от своей работы, на миг прижалась щекой к ее руке.

– Мария – чудо, наш Оракул. Я не знаю, рисовала ли она прежде. – Сара вопросительно взглянула на Кристину, но девушка ничего не могла ответить. Ни отец, ни тетя не упоминали о художественных способностях матери. – Однако, живя здесь, она написала десятки, сотни работ. Я храню их все, и не только потому, что они прекрасны. В них содержатся пророчества, которых мы пока не можем разгадать, не видим, не понимаем, но они могут оказаться бесценными для будущих поколений живущих.

– Дядюшка говорил: вы всегда знаете, кто должен стать одним из вас, обладающий даром познания предупреждает о приходе очередного призванного. Значит, моя мать – этот ваш провидец.

– И не спрашивай меня, откуда она знает.

Кристина обошла стол. Мария, все так же увлеченная рисованием, не подняла головы. Девушка отодвинула стул, села напротив матери. Спустя несколько минут, возможно, почувствовав ее взгляд, художница взглянула на Кристину. Карандаш дрогнул в ее руке, лицо недовольно сморщилось.

– Кто это? – оглянувшись на Сару, спросила Мария. – Я не люблю, когда на меня смотрят, если я рисую.

– Знаю, милая. Кристина просто хотела познакомиться с тобой.

Мария перевела взгляд на Кристину и упрямо набычилась, словно маленькая девочка.

– Чужие люди не должны входить в мою комнату.

«Только не реви! Ты ее напугаешь!» – приказала себе Кристина, чувствуя, что не может вымолвить ни слова.

– Мы ничего не тронем, милая. И сейчас уйдем.

Повинуясь порыву, Кристина встала и взяла с полки медвежонка Винни с пуговичным глазом, подошла к матери и вложила ей в руки.

Та, видимо, от неожиданности, не стала противиться и взяла игрушку. Кристина опустилась на колени возле ее стула и теперь смотрела на мать снизу вверх.

– Я знаю, ты не помнишь, откуда он у тебя, мама. Но это я дала его тебе давно, много лет назад. Ты уехала, а я так скучала… – Не удержавшись, Кристина всхлипнула, стараясь подавить рыдания. – Мне хотелось, чтобы Винни защищал тебя от всего дурного и не давал забыть обо мне. – Она встала и поцеловала мать в щеку. – Я люблю тебя, мама.

Кристина направилась к двери, но не успела сделать нескольких шагов, как услышала за спиной звук отодвигаемого стула. Ножки скрипнули по полу, Кристина повернулась и увидела, что мать стоит, прижимая к груди медвежонка Винни и глядя на нее.

– Кукла, – неуверенно проговорила Мария, словно не вполне понимая, что за слова произносит, кого имеет в виду.

– Да, мама.

– Будь умницей, Кукла, – все тем же дрожащим, нетвердым голосом сказала Мария.

– Конечно, мамочка. Обещаю, – сквозь слезы прошептала Кристина.

Они еще пару секунд смотрели друг на друга, а потом Мария снова уселась на стул, собираясь продолжить работу.

Выйдя в коридор, Кристина обхватила себя руками, словно стараясь согреться. Сара притворила дверь в комнату Марии.

– Хочешь кофе? Или, может, соку? – В ее голосе слышалось искреннее сочувствие.

Кристина покачала головой и двинулась к лестнице.

– Нам с Игорем пора. Пришло время покончить со всем этим.

– Как скажешь, милая.

Они были уже возле входной двери, когда Кристина спросила:

– Вы говорите, что ваша миссия – служение Всевышнему, вы вроде монахов, принявших постриг. В школе у нас был предмет «Веронаука», там учили, что Бог есть любовь. Откуда же тогда эта жесткость? Зачем ему понадобилось разлучать нас?

Она говорила громко, не заботясь о том, что ее могут услышать. Вопросы, которые она бросала в лицо Саре, не требовали ответов, ей просто нужно было выговориться.