– Что это у вас за картина? Судя по всему, вы держите подмышкой картину, верно?

Томми снял обертку.

– На этой картине стоит подпись вашего мужа. Мне бы хотелосьуслышать, что вы можете о ней сказать.

– Понятно. Что именно вы хотите знать?

– Когда она написана и где находится это место.

Миссис Боскоуэн в первый раз внимательно на него посмотрела,и в ее глазах мелькнула искра интереса.

– Ну что же, это нетрудно, – сказала она. – Да, я могу вам оней рассказать. Она была написана примерно пятнадцать лет назад – впрочем, нет,значительно раньше, как я припоминаю. Это одна из ранних его работ. Двадцатьлет назад, я бы сказала.

– А вы знаете, где это? Я имею в виду, где находится этоместо?

– О, конечно, я прекрасно помню. Очень милая картина. Мнеона всегда нравилась. И этот горбатый мостик, и дом. А место называетсяСэттон-Чанселор. Это в семи милях от Маркет-Бейзинга. А дом находится в двухмилях от Сэттон– Чанселора. Прелестное местечко. Такое тихое и уединенное.

Она подошла к картине, нагнулась и стала внимательно еерассматривать.

– Вот забавно, – сказала она. – Да, очень странно. Интереснобы знать.

Томми, оставив без внимания это непонятное замечание,спросил:

– А как называется этот дом?

– Право, не припомню. Его название несколько раз менялось.Не могу вам сказать почему. С этим домом связаны какие-то трагические события,и новые хозяева всякий раз давали ему новое название. То он назывался «Дом наканале», то «Дом у моста», потом «В лугах», а еще – «У реки».

– А кто там жил? И кто живет теперь? Вы не знаете?

– Мне они незнакомы. Когда я в первый раз там была, там жилимужчина и женщина. Собственно, они только приезжали туда на уик-энды. Мнекажется, они не были женаты. Она была танцовщица, а может быть, актриса –нет-нет, определенно танцовщица. Балерина. Довольно красивая, но глупенькая.Даже, я бы сказала, не в своем уме. Уильям, насколько мне помнится, был в неевлюблен.

– Он рисовал ее?

– Нет. Он вообще редко писал людей. Говорил иногда, чтохочет сделать с кого-нибудь эскиз, но всерьез этим не занимался. А вот кмолодым девицам он всегда был неравнодушен.

– Именно эти люди там жили, когда он писал эту картину?

– Да, мне кажется, что так. Правда, не постоянно. Ониприезжали только на уик-энды. А потом они расстались. Между ними произошлассора, он, как мне кажется, бросил ее и уехал, а может быть, наоборот, она егобросила. Меня там в то время не было. Я была в Ковентри, лепила там группу.После этого, по-моему, там оставались гувернантка и ребенок. Не знаю, что этобыла за девочка, откуда она взялась, но, насколько я понимаю, гувернантка былапри ней, воспитывала ее. Потом, как мне кажется, с девочкой что-то случилось.Либо гувернантка куда-то ее увезла, либо она умерла. Зачем вам нужно знать, чтоза люди жили там двадцать лет назад? Разве не глупо этим интересоваться?

– Я хочу знать об этом доме все, что только возможно, –пояснил Томми. – Понимаете, моя жена поехала разыскивать этот дом. Она сказала,что видела его из поезда.

– Совершенно верно, – кивнула миссис Боскоуэн. – Железнаядорога идет как раз по другую сторону моста. Насколько я понимаю, из поездаэтот дом прекрасно виден. – Потом она спросила: – А зачем вашей женепонадобилось отыскивать этот дом?

Томми вкратце объяснил ей, в чем дело. Она бросила на негоподозрительный взгляд.

– А вы случайно не сбежали из сумасшедшего дома? – спросиламиссис Боскоуэн. – Может, вас отпустили под честное слово? Так, кажется, у нихэто называется?

– Согласен, что на это похоже, – признался Томми, – но насамом деле все очень просто. Моя жена хотела разузнать все, что связано с этимдомом, поэтому она стала ездить по разным железнодорожным веткам, чтобывыяснить, где она его видела. Скорее всего, она его нашла и поехала в это самоеместо – что-то такое, а потом Чанселор.

– Верно, Сэттон-Чанселор. Было такое богом забытое местечко.Вполне возможно, что теперь оно разрослось, может быть, даже превратилось всовременный спальный район.

– Вполне возможно, – согласился Томми. – Она позвонила, чтоедет домой, но так и не приехала. И я хочу узнать, что с ней случилось. Думаю,что она приехала и начала наводить справки об этом доме, а потом... возможно,теперь ей грозит опасность.

– Какая может быть опасность?

– Я не знаю. Я даже не подозревал ни о какой опасности, авот моя жена подозревала.

– Она у вас вообще подозрительная?

– Может быть, и так. Ей это свойственно. У нее бываютпредчувствия. Вы никогда не слышали о некоей миссис Ланкастер? Лет двадцатьтому назад, например, или, напротив, совсем недавно, несколько месяцев назад?

– Миссис Ланкастер? Нет, я такой не знаю. Имя-тозапоминающееся. Нет, решительно не помню. А в чем дело, что это за миссисЛанкастер?

– Ей как раз принадлежала эта картина. Она в свое времяподарила ее моей тетушке. А потом, довольно неожиданно, уехала из дома престарелых,где до этого находилась. Ее забрали родственники. Я пытался навести о нейсправки, однако у меня ничего не получилось.

– У кого из вас больное воображение, у вас или у вашей жены?Вы напридумывали кучу всяких вещей и теперь не находите себе покоя.

– О, конечно, можно сказать и так, – согласился Томми. – Ненахожу себе покоя, а почему – неизвестно. Вполне возможно, что волнуюсьпопусту. Вы это хотите сказать? Может быть, вы и правы.

– Нет, – возразила миссис Боскоуэн несколько иным тоном. – Ябы не сказала, что совсем попусту.

Томми вопросительно посмотрел на нее.

– В этой картине есть одна странность, – сказала миссисБоскоуэн. – Совершенно непонятная вещь. Я, видите ли, отлично ее помню. Вообще,я помню большинство картин Уильяма, хотя у него их такое множество.

– А вы не помните, кто ее купил, если она действительно былапродана?

– Нет, вот этого не помню. Да, мне кажется, что ее кто-токупил. У него как-то была выставка, с этой выставки много было распродано. Онибыли написаны за три или четыре года до выставки. Очень многое раскупили. Почтичто все. Но сейчас я, конечно, не могу вспомнить, кто покупал. Трудно этого отменя требовать.

– Я вам очень благодарен и за то, что вы вспомнили.