Сян дома играла в молчанку, при этом и она, и Дзянь продолжали мне помогать — то приберутся, то одежду постирают и развешают, то закупят какие-то бытовые штуки. Вот серьёзно, у них соревнование какое-то началось негласное, кто больше мне поможет! Что мои муки выбора отнюдь не преуменьшало.

Затем наступило время одной восьмой финала, и тут моим соперником снова был знакомый.

⅛ турнира.

Этот знакомый в одной тридцать второй победил лидера башмачников, поломав ему хребет в двух местах. В одной шестнадцатой — Громовую Мулан из клана овощебазы, сломав ей ногу.

Это был уже знакомый мне бычара Лангхо, вспомнивший о былых обидах. Он был недостаточно умным, чтобы понять, что всё равно никогда не сможет занять княжеский престол, но при этом достаточно сильным, чтобы пройти в одну восьмую финала.

Но выше ему было не суждено подняться, хотя бой был совсем не из лёгких.

Всё проходило на бывшей арене «Циановых Кулаков» на развалинах недалеко от старой набережной. Я решил не давать передышки после начала гонга — стал действовать сразу обоими шаоданями.

Первый я разрядил в него циановым кулаком — он сдвинулся с места на добрые метра два, никак не поменяв положения тела. Второй — ногой с разворота под колено — он не увернулся, покачнулся, даже чуть не упал, но быстро встал, усмехнувшись.

— Силён… — оскалился он. — Молото-ок!

А затем последовала серия из десятка ударов. Я сумел погасить лишь половину из них циановым шаоданем, перенаправив часть силы в кожу и мышцы. От остальных — моё тело стремительно начало превращаться в фарш. Лангхо, похоже, издевался надо мной, расходуя заряды своих шаоданей постепенно, усиливая каждый удар. Сколько их было всего? Явно куда больше, чем «родных», природных шаоданей.

Это было безумно и тупо, но пользоваться артефактами никто не запрещал. Перстни на кулаках Лангхо то и дело вспыхивали циановым, встречаясь с моим несчастным организмом.

Моё туловище металось из стороны в сторону, я еле успевал блокировать наиболее чувствительные удары. Пару трещин в кости, сотрясение, разрывы связок и прочие прелести столкновения с тушей, превышающей мой вес в два с половиной раза — я заработал за секунд десять.

Лангхо захохотал:

— Что, пациент? Теперь тебе не так весело? Хочешь, покажу тебе небо в цветочек?

Удар оглушающий как удар бабулиной сковородкой! Циановая вспышка!

И я увидел небо. И оно было в цветочках…

Я медленно очертил в воздухе параболу, упал на ринг, слыша, как издалека и словно при замедленной съёмке звучит голос рефери… «Четыре… пять…»

А потом Лангхо наступил на меня ногой. На руку. Что-то там хрустнуло ещё раз.

— Что, всё? — поинтересовался Лангхо. — Кончился великолепный?

Нет, я не кончился. Я поднялся — схватился за ботинок обоими ногами и крутанул, выворачиваясь и пытаясь уронить. Но он удержался, а я при подъёме пропустил ещё один удар в челюсть — что-то где-то хрустнуло, но выигрыш в генетическую лотерею позволил сохранить зубы.

А затем я применил «Брык с копыт».

Лангхо перелетел через ограждения арены, разметал камеры репортёров и пробил спиной кирпичные обломки, на которых были закреплены свежесобранные трибуны. Трибуны покосились, начали заваливаться, народ побежал, в зале началась лёгкая паника.

— Без паники! Без паники, господа! Бой продолжается! — послышался голос ведущего.

А в запасе у меня оставался один неиспользованный личный заряд — и один внешний синий шаодань, припрятанный в ботинке.

Глава 73

Четвертьфинал

Я понял, что стоять мне попросту больно. Свалился на одной колено, покрутил руками, проверяя, не сломаны ли. Лангхо тем временем поднялся, зашагал к арене, хромая и потирая спину. У самой арены разогнался, поднялся, занося кулак, который, казалось, раздувается в размерах.

Неужели внешний зелёный шаодань? С таким мне совладать будет тяжело.

Сил почти не оставалось, переломы ныли и опухали. Действовать надо было быстро.

Я активировал внешний синий шаодань под пяткой. Куда приложить импульс? Куда? Законы физики в нашем сбрендевшем городе работали через раз, но что-то же можно было использовать?

Когда нас разделяло метра два, и Лангхо уже намеревался перешагнуть через канат, я скомандовал ботинкам Лангхо направиться вверх. Бычара сперва крепко приложился затылком о пол, затем взмыл на три метра вверх. После через синий заряд кончился, и туша Лангхо рухнула, проломив деревянный настил и провалившись на полтора метра вниз.

Барахтался он начал за секунду до того, как судья закончил отсчет. Я же после объявления победителя упал на пол ринга и некоторое время ждал, пока ко мне подбегут медики. Сознание поплыло, и показалось, что за эти секунды прошла целая вечность.

Сперва мне сунули в глотку бутыль с «живой» водой производства Сян. Стало ощутимо лучше, но, эх… Была бы здесь сама Сян… я прямо-таки представил тепло еë рук над моей израненной тушкой.

Однако на этот раз еë на трибунах не было. Я не осуждал еë. Рейтинговые бои и помимо турнирной таблицы в эти недели шли не переставая, услуги каждого лекаря с белой чакрой в городе были на вес золота.

— Так-так… господин Гун, — услышал я сверху знакомый голос.

Голос был достаточно строгий, но я сразу понял, что мне достался самый козырный лекарь. Это был тот самый начальник скорой помощи, которого так боялась Сян. Признаться, такого быстрого и эффективного лечения у меня ещё не было — и даже безо всяких традиционных инструментов! Моя тушка на миг словно погрузилась в белёсый сверкающий кокон, тело зажгло, закололо, а затем я вскочил, словно хлебнувший пару литров кофе.

— Так, тише, тише… Не перетрудитесь, юноша, — сказал врач, смахнув пот с лица.

Меня настолько вштырило, что я даже не стал вызывать такси, дошёл до лапшевни на своих, отмахиваясь от стаек журналистов и блогеров. А в лапшевне бабуля Хо громко и вдохновенно отчитывала Сян. Я невольно задержался у входа.

— … Поэтому могла бы и сходить-то! Ты бы видела, как его…

— У меня пациенты, бабуля Хо! Мне даже трансляцию некогда было посмотреть.

— Я тебе говорю, брось ты эти глупости! Ты чего руки опустила!

— Да хватит меня уже уговаривать, бабуля! Ну, какая из меня княжна? Не чета я ему. Дзянь вон — понятно, пусть с ней он и будет. Совет да любовь…

— Кому ты врёшь-то, дурында, ты ж любишь его,