в аэроэкспресс до Шереметьево . Она смотрела в окно и прощалась с Москвой. "А удивительная получилась поездка! Есть о чём вспомнить в Милане".

* * *

Дарико каждый день давала себе слово, что завтра пойдёт к врачу, и опять откладывала. Всегда здоровая, она не понимала, что с ней происходит. Второй месяц она просыпалась с ощущением разбитости. Её преследовали головокружения и сонливость. Когда она два раза упала в обморок, просто взяла отпуск и засела дома, оставив рекламное агентство на заместительницу. Но даже дома она утомлялась уже к середине дня.

Потом, позже, она с ужасом поняла: исчезли полноценные месячные, начались небольшие подкравливания. Исчез аппетит. Каждый день за компьютером она просматривала статьи: "климакс", "миома", "рак матки" – и находила симптомы у себя. Мужу, естественно, ничего не говорила. При нём она лучезарно улыбалась, а проводив, уходила в свою комнату и плакала, без причины, просто жалея себя.

Но в начале февраля и Саша стал замечать: что-то неладное творится с женой. Она подходила к нему, доверчиво прижималась, как ребёнок, словно ища защиты, молча стояла несколько минут, потом отходила. И так несколько раз за вечер. А сегодня ночью он, проснувшись, открыл глаза и обомлел: Дарико сидела и смотрела на него, спящего, нежным беспомощным взглядом и тихо плакала.

– Дэри! Ты чего?! Что с тобой, душа моя?

– Нам осталось недолго быть вместе, Саша… – тихо призналась она. – Кажется, я больна.

Наумов резко сел на кровати, включил ночник. Притянув жену к себе, усадив её на колени, мягко приказал:

– Рассказывай, я должен знать всё!

Она уткнулась в него и выплеснула то, что так долго держала в себе. Утром он отменил все дела, засунул Дарико в машину и повёз в больницу.

На следующий день ей позвонили из поликлиники:

– Турава Дарико Георгиевна?

– Да, это я.

– Пришли Ваши анализы, Вам нужно подъехать к нам. Сегодня сможете?

– Они… Они плохие?!

– Не очень хорошие: есть опасения.

Дарико побледнела и сползла на краешек стула. "Дэри! Дэри, очнись!" – уже хлопал её по щекам Наумов.

В машине Саша держал Дэри за руку, от него исходила сила и уверенность. На двоих.

Доктор, мужчина чуть старше Наумова, пригласил их в кабинет.

– Приношу мои извинения за нашу администраторшу, напутали с Вашими анализами, фамилии уж больно похожие: "Тураева" и "Турава". У Дарьи Георгиевны анализы неплохие, но есть небольшие отклонения. При доброкачественных новообразованиях, миомах, такое бывает. Давайте УЗИ сделаем. Халаты накиньте и пойдёмте со мной.

Доктор водил датчиком по телу и очень внимательно смотрел на монитор. Рядом с женой стоял Наумов.

– Ну вот оно – Ваше новообразование, я его прекрасно вижу!

Вдруг лицо врача вытянулось.

– Подождите-подождите, да это же ребёнок!!! Дарья Георгиевна, Вы беременны!!! И срок – 2 месяца. Ребёночка сохранять будем?

Рядом послышался глухой стук: Наумов упал в обморок…

Дарико оставили в больнице: понаблюдать, подпитать, снять излишний тонус. Все ложные страхи и опасения улетучились, в душе поселилась светлая радость. По два, по три раза в день, задвинув все дела, к ней прилетал в палату Саша, помолодевший лет на десять, с охапкой цветов и фруктами. Клал осторожно голову ей на живот и говорил:

– Ну что, Алексей Александрович, хорошо себя вёл?! Правильно, женщин обижать нельзя! А я тебе киви и абрикосы привёз. И селёдку.

– Почему ты думаешь, что это мальчик? – смеялась, гладя мужа по волосам Дарико.

– Я не думаю, я знаю.

Лее решили пока ничего не говорить до конца стажировки, которая заканчивалась в мае.

* * *

Мастерство Леи росло от месяца к месяцу. С кордебалетом занимались       ничуть не меньше, чем с примами. Потому что примы вырастают из массовки. Лея обожала работать с репетиторами и впитывала всё, как губка. У неё была феноменальная двигательная память: запоминала партии всех действующих лиц, могла легко подменить любую балерину. Именно сегодня это и произошло. Исполнительница партии Лизы из балета "Тщетная предосторожность" на утренней разминке повредила лодыжку. Леслав Шиманский рвал и метал: дублёрши не было, придётся отменять спектакль. Тут к нему подошёл исполнитель партии Колена, партнёр травмированной, и что-то быстро заговорил по-итальянски. Была слышна только фамилия Турава.

– Ты знаешь роль Лизы? – спросил директор труппы Лею.

– Да, я танцевала её в России.

– Хорошо, а ну, пройдитесь, – приказал он танцорам.

Лея знала все нюансы двух постановок: русской и итальянской. Она выбрала вариант постановки "Ла Скала", с доскональной точностью скопировав партию.

– Очень недурно, – похвалил Шиманский. – Ты танцуешь сегодня Лизу.

Если б она знала, чем это обернётся для неё, то ни за что бы не созналась… После её дебюта Шиманский заметил её, стал чаще подходить, странно смотрел на девушку. Сначала Лея восприняла это как желание улучшить её технику. Наивная! Первый инцидент произошёл в гримёрке.

Лея всегда оставалась на час после репетиции повторить уже самостоятельно то, на что указали ей педагоги. Она, слава Богу, уже переоделась, собрала сумку и стояла перед зеркалом, расчёсывая свои вьющиеся, отросшие ниже лопаток волосы. Директор труппы вошёл без стука, оглядевшись, сразу подошёл к ней.

Дальше было, как кошмарный сон! Он обнял, нет, облапал её сзади, прижался противными влажными губами к её шее и быстро заговорил по-итальянски, думая, что она не понимает:

– Ты так нравишься мне, русская красотка! Ты ведь не будешь против, правда?..

И бросил её на туалетный столик. Лея очень испугалась, особенно, когда он задрал ей юбку. "Мамочка! Помогите!!!" Шиманский освободил на мгновение её руку, видимо, расстёгивая брюки. Она дотянулась до серебристой бутылочки лака для волос и изо всех сил ударила Леслава по голове. Он обмяк, она выбралась из-под него, одёрнула юбку, схватила сумочку и выбежала прочь, к охране, к людям!

Девушку трясло, только на улице, в сквере на скамейке, она начала приходить в себя. Вечером был спектакль, она усилием воли заставила вести себя как обычно. После спектакля ей прислали букет с запиской: "А ты умеешь заводить мужчин, моя куколка!" Лея похолодела: этот – не отстанет, пока не добьётся своего. И никого не было рядом, чтоб защитить её: ни отца, ни Лёши…

Она знала, администрации "Ла Скала" жаловаться бесполезно: сочтут интриганкой, которая пытается раскрутить себя, набить себе цену. Идти в полицию? Бессмысленно: она – иностранка, тем более русская… Остаётся: уехать в Россию раньше окончания стажировки на 3 месяца. "Несправедливо!!!" И Лея заплакала. Жизнь её превратились в кошмар: она ходила по театру только в толпе, заходила в свой подъезд только с кем-то из жильцов: просто стояла на улице и