местной ребятни. В этот вечер никто явно не собирался уделять ему внимание.

«Я обязана к нему подойти и представить его своим друзьям».

Когда мы были детьми, он никогда не допускал, чтобы я тосковала в одиночестве. Как жаль, что Альберто пошел в семинарию! Иначе он непременно составил бы компанию Хуану.

Тут моей руки коснулась холодная ладонь, и я оторвала взгляд от друга детства.

– Angélique, вы меня слушаете? – Лоран как бы невзначай перевел взгляд на Хуана. – Вы желаете пойти с ним поговорить?

– О нет, нисколько. – Отец, наверно, отречется от меня, ежели я предпочту пообщаться с нашим бедным соседом, а не с его утонченным соотечественником.

Тут квартет скрипачей перестал играть, и отец провозгласил тост в мою честь. Впервые за вечер Хуан устремил на меня прямой внимательный взгляд. У меня аж загорелись кончики ушей.

Глядя на его губы, пока он пил шампанское, я не могла не вспомнить тот первый поцелуй, что он подарил мне под сенью сосны. Потом было еще много торопливых поцелуев и любовных ласк. В те дни я жила в непреходящем состоянии радостного возбуждения. Я даже вообразить тогда не могла бы подобный сценарий, как сегодня: что настанет время, когда мне не захочется к нему подбежать и поцеловать.

Я недолго смогла выдержать его открытый взгляд. Как вообще могла я объяснить себе более юной эту внезапную перемену в моем сердце? Это неожиданное разочарование в реальности, когда я столько времени, думая о нем, полагалась лишь на туманные, идеализированные воспоминания.

Я хорошо помнила тот день, когда Хуан уехал. Я даже представить не могла свою жизнь без него. Мне хотелось или поехать вслед за ним, или залечь в спячку, как медведь, до тех пор, пока его учеба закончится и он вернется. Но время текло, жизнь шла своим чередом, и мало-помалу мне стали интересны другие люди, появились новые друзья и новые развлечения, пока не настал тот день, когда я вообще перестала о нем думать.

– Пожалуйста, прошу всех к столу! – громко объявила моя мать, которая ступила в гостиную, шурша длинной золотой юбкой.

Гости заторопились в обеденный зал, куда по праздничному случаю установили еще несколько столов. Угощения там, несомненно, ожидались самые что ни на есть изысканные. Уж в это матушка вкладывалась всей душой, когда в доме бывали гости.

Хуан между тем даже не тронулся с места. Лоран подал мне руку, и я, не раздумывая, ее приняла. Было более чем очевидно, что между этим французом и Хуаном нет никакого сравнения – причем не только в наружности. Лоран был таким светским и галантным, таким осведомленным во многих областях – в контрасте с ним Хуан казался попросту пещерным человеком. Тем не менее я обернулась к нему. Хуан поставил опустевший бокал на кофейный столик, однако вместо того, чтобы двинуться к обеденному залу, направился прямиком к выходу.

– Прошу прощения, Лоран, я на секунду… – сказала я, высвобождая от своего спутника руку.

Я, видимо, плохо соображала, что делаю. Мною просто завладела внезапная потребность поговорить с Хуаном.

– Хуан! – окликнула я, когда он уже открыл входную дверь. – Подожди!

Вслед за ним я выскочила на крыльцо. Он невозмутимо спускался по ступеням.

– Куда ты?

– Домой, – не оборачиваясь ответил он.

– Но ты ведь даже не поужинал.

– И что? Я лучше пожую что-нибудь с огорода, нежели еще хоть минуту пробуду посреди всего этого чванства.

– Несправедливо так говорить!

Хуан наконец обернулся, однако в тусклом сумеречном свете я едва разглядела его черты.

– А справедливо разве так игнорировать гостя… друга, которого не видела семь лет?

– Я была занята!

– Да, – ответил он, воздев обе ладони. – Я видел.

Где-то в глубине этого посуровевшего лица мужчины, что сейчас стоял передо мной, я могла различить нежность того подростка, которого когда-то так любила. Но в целом Хуан сделался неузнаваем. Это было самое печальное чувство, что мне когда-либо доводилось испытать. Ощущение потери было неописуемо тяжелым.

– Прошло слишком много времени, – сказала я. – Тебя не было здесь очень долго.

– Это было вынужденное отсутствие. – Голос его немного смягчился. – Но я никогда тебя не забывал.

Пару лет назад я бы сказала ему то же самое, но теперь никак не могла. Тем более стоя перед настолько незнакомым мне человеком. Ну, почему он вернулся домой именно теперь – когда я уже о нем забыла?!

– Возвращайся к своим богатеньким друзьям и к своему новому красавчику-ухажеру. – Он отвернулся, чтобы уйти. – Я тебя больше не побеспокою.

Глава 23

Пури

Апрель, 1920 года

Отцовская могила оказалась именно там, где я и должна была ее найти, следуя указаниям дона Пепе, того самого обросшего «дикаря». В самом центре плантации, где отец и просил его похоронить. Настолько близко к плоти отца я не была с двухлетнего возраста. И тем не менее никогда не была настолько от него далека.

– Hola, Papá[54], – громко сказала я, не найдя лучшего места, чтобы присесть, кроме как на могильную насыпь, под которой он покоился. – Надеюсь, я тебя не раздавлю.

Кто-то принес к надгробию гиацинты, но это было еще несколько недель назад, если не месяцев, потому как цветы полностью высохли и безнадежно осыпались целым морем омертвевших лепестков.

Странно. Могила так недалеко от дома. Почему ж никто ее не навещает? Или они настолько возмущены его завещанием?

Я смахнула с могилы лепестки.

– Ну вот я, наконец, и здесь, – сказала я отцу. – Пытаюсь разобраться в тех сложностях, что ты мне тут оставил. – Я огляделась кругом. Ветки деревьев склонялись ко мне, точно прислушиваясь. – Жаль, что тебя угораздило вырастить таких алчных детей. Ну, или, по крайней мере, одно алчное дитя.

Я провела пальцами по имени отца, выгравированному на надгробии.

– Не просто алчного человека, но еще и подлого злодея. – Это было единственное определение, которым я могла описать то, что сделали с моим Кристобалем.

Прошлой ночью я все думала о моих сестрах и о брате. Каталина была как будто не способна на злодейство. При этом она курила. Само по себе это означало лишь то, что она не идеальна, что никакая она не «местная святая», как считают в этом городе, а обычный человек, имеющий, как и все, недостатки. Альберто… Ну, с чего бы ему хотеть меня убрать, если он вообще отказался от наследства? И к тому же зачем ему состояние в семинарии? Если только он не планирует ее бросить. У меня все не выходил из головы наш разговор насчет добра и зла. Может, в