Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в этой гипотезе зиял большой провал. Я не обнаружила ничего, что связывало бы Анхелику с Франко или с найденным у него чеком. Единственное, что хоть отдаленно представляло интерес, – это лежащая у нее в ящике фотография незнакомой девочки.
– Ay, Papá… Твоя Анхелика – та еще штучка, верно?
Поднявшись, я отряхнула с брюк приставшую землю. Я была совсем недалеко от дома Франко. Минутах в пяти ходьбы, наверное. Напоследок я сорвала из-под ног маргаритку и воткнула отцу в могилу.
Сгоревший дом оказался гораздо больше, нежели мне это запомнилось с прошлого прихода. Парадной двери не было, а потому я просто переступила через остов стены. С ходу даже трудно было определить, что там и где. Деревянные фрагменты то ли потолка, то ли стен, обугленные, беспорядочно валялись на полу. В том помещении, где когда-то наверняка была гостиная, лежали груды обломков. От лестницы почти что ничего не осталось, а вот столовая странным образом оказалась нетронута пожаром. В центре комнаты стоял овальный стол и четыре стула. Казалось невероятным, что посреди такого разрушения что-то сохранило относительно отчетливый вид. Почему же Соледад и ее сын не востребовали себе уцелевший скарб?
В кухне по полу валялись битые керамические миски, почернелые кастрюли, грязные столовые приборы. Стена рядом с плитой была вся в копоти, а в деревянном нутре этой стены имелось какое-то отверстие.
Внутри отверстия я заметила краешек золотистой жестяной коробки. Она была прижата свалившимся сверху куском кирпича, однако, приложив некоторые усилия, я смогла вытащить коробку. Крышка ее оказалась немного покорежена. Я открыла жестянку. Внутри лежала тетрадка и несколько карандашей. Я пролистнула страницы. Очень походило на тетрадь по правописанию или чистописанию, поскольку на всех ее листочках были старательно выведены самые простые слова и фразы. Я внимательнее просмотрела странички, пока вдруг кое-что не зацепило мое внимание. Написанное четким почерком знакомое имя.
«Каталина – мой лучший друг».
Предложение это было выведено несколько раз, по всей странице.
Каталина? Друг Франко? Я даже представить не могла какой-то дружбы между такими абсолютно не увязывающимися друг с другом людьми. Она – такая красивая, милая и доброжелательная. Настоящая леди. И Франко – зверюга, нехристь, существо без морали, готовое убить человека за деньги.
И тем не менее я держала в руках свидетельство того, что между ними – по крайней мере, когда-то – существовала дружба. Единственная улика, как-то связывающая моих сестер с Франко. И я не смела проигнорировать ее просто потому, что мне этот факт представлялся невероятным или нелепым.
Могла ли их детская дружба впоследствии перерасти в нечто более серьезное – в любовную связь? И не она ли – та самая женщина, что сводила с ума Франко? Я даже вообразить не могла такого, чтобы Каталина кому-то велела меня убить! И вообще не могла представить ее в каких-то отношениях с этим человеком. Что она могла такого в нем найти? Или она просто использовала его, чтобы избавиться от меня?
Нет, эта дружба между ними возникла много лет назад. И почерк в тетради детский, и фразы такие же.
Я повнимательнее проглядела страницы, но больше нигде не нашла ее имени. Сунув тетрадку за пояс брюк, я прикрыла ее жилетом и продолжила осматривать развалины, ища новые доказательства присутствия Каталины в жизни Франко. Перешла в другую часть дома…
– Дон Кристобаль?
Вздрогнув от неожиданности, я обернулась.
– Мартин! У меня чуть сердце не остановилось!
– Я так и думал, что это ты тут бродишь.
– Да вот, прогуливался мимо. У меня это место вызывает любопытство.
Мартин поглядел на меня в недоумении.
– Материал для вдохновения, – пояснила я. – Я не говорил разве, что пишу роман?
– Даже неоднократно.
Он огляделся, уперев руки в бока.
– Ну, скажем, не очень похоже, что тебе удастся здесь найти что-то для вдохновения. Здесь вообще мало что осталось.
– Это верно. Несчастная семья, – сказала я, изучающе глядя на Мартина, озирающего разруху вокруг. Если он жил здесь так много лет, то, возможно, знает, какие отношения связывали Каталину с Франко. – Я тут намедни встретился по случаю с доньей Соледад. Она пребывает в отчаянии от того, что ее сын куда-то исчез.
Он поднял с пола какой-то квадратный предмет. Теперь было практически невозможно узнать, чем это являлось прежде. Украшением, шкатулкой для шитья или для украшений.
– В самом деле?
– Да. Она сказала, что он был безумно влюблен в некую женщину и что та попросила его что-то для нее сделать. После чего он так назад и не вернулся.
Мартин положил непонятный предмет себе на голову и осторожно двинулся вперед, раскинув по сторонам руки и стараясь удержать равновесие.
Я невольно рассмеялась. Что вот такое было в этом человеке, постоянно меня сбивающее с толку! Еще ни разу мне не удалось выудить из него нужную информацию. Когда он прошелся вокруг меня с квадратной коробкой на голове, я вновь заговорила:
– А у тебя, случайно, нет никаких догадок, кем может быть эта женщина?
Мартин слегка наклонил голову вперед, чтобы предмет соскользнул к нему в руки. После чего он с видом великого фокусника низко поклонился.
– Нет.
– А вы с ним разве не дружили?
– С чего бы это? Он же у меня работал.
Вполне резонное объяснение.
– Поосторожнее, там стекла, – вовремя предупредил Мартин, не дав мне ступить на десяток стеклянных осколков. Это могла быть и бутылка, и фрагмент окна. – А с чего у тебя такой интерес возник к этой семье?
– Донья Соледад попросила меня помочь ей отыскать сына. – Тут я спрятала от него взгляд. – Я почему-то тебя не видел на вчерашней игре в «Бинго».
Мартин небрежно отмахнулся.
– Ну, скажем так, наш Los Gran Cacao[55] ни разу меня на эти сборища не приглашал. Да и все равно я туда бы не пошел.
– А что за Los Gran Cacao?
Он пожал плечами:
– Ну, так у нас называют те семьи, что хорошо приподнялись за счет какао.
Должна была признать, что я тоже предпочла бы на этой вечеринке не присутствовать. Друзья Анхелики составляли довольно сплоченную и напыщенную компанию, что отнеслась ко мне не слишком-то приветливо. Впрочем, в том, что они меня так дружно весь вечер игнорировали, имелся и немалый плюс: мне не пришлось ни с кем разговаривать.